Пока ты веришь

До этого момента он и не подозревал о том, что у Лленаса был сын, зато стало понятно, кого ему напомнил развязный сопляк: те же черные глаза, высокие острые скулы. Еще и магией от него веяло – не опасно, но ощутимо: значит, не только внешность унаследовал… Но с чего этот юнец взял, что он, мэтр Герберт, как-то причастен к смерти его родителя? Это… неслыханно!

Найлс осторожно выглянул на крыльцо, убеждаясь, что брошенное ему обвинение осталось «неслыханным», и закрыл дверь.

– Потрудитесь объясниться, юноша, – процедил он сердито.

– Что тут происходит? – робко выплыла из столовой госпожа Найлс. – Кто кого убил?

– Никто и никого, – отчеканил маг. – Иди к себе, Маргарет. Мы с молодым человеком поговорим в кабинете.

– Но там же лошадь!

– Лошадь? – Назвавшийся сыном Дориана Лленаса вульгарно присвистнул. Снова открыл бутылку и взболтнул ее содержимое, но до рта донести не успел.

– Тут вам не кабак! – Найлс схватил юнца за руку, не позволив в очередной раз приложиться к выпивке. Тот дернулся, и вонючий самогон расплескался по полу. – Да, лошадь. Но она нам не помешает.

– П-почему? – вопросил удивленно неурочный гость.

– Потому что она мертвая.

Лошадь умерла уже давно. С нее сняли шкуру, разделали тушу, выварили, чтобы счистить плоть с костей, кости отполировали, покрыли защитным лаком и собрали снова с помощью металлических креплений.

– Это же скелет! – воскликнул юный пьянчужка, переступив порог кабинета, одну половину которого занимал массивный стол, а другую, собственно, водруженные на деревянную подставку останки благородного животного. – Почему же вы сказали, что… ик… лошадь?

– А почему вы решили, будто я убил вашего отца? – вкрадчиво поинтересовался мэтр Герберт. – Да и как я могу быть уверен, что Дориан Лленас в самом деле был вашим отцом?..

Судя по тому, как скривилась физиономия молодчика, Найлс только что потоптался на его больной мозоли. Оно и не удивительно: всем известно, что Лленас никогда не был женат. А дети… ну мало ли. То, что мэтр Дориан пользовался определенным успехом у дам, тоже не было секретом. Так что одним внебрачным ребенком могло и не ограничиться.

– Он был моим отцом, – отчеканил мальчишка зло, мгновенно излечившись от икоты.

Он собирался опять приложиться к бутылке, и в этот раз Найлс не стал бы ему мешать, но внезапно громко и тревожно зазвенел дверной колокольчик.

– Твою ж… за ноги! – ругнулся юнец. Резко развернувшись на звон, он неловко взмахнул рукой и щедро окропил зловонным пойлом и стол, и лошадь и мэтра Герберта. – У вас приемный день?

Из холла послышались встревоженные голоса, один из которых принадлежал госпоже Маргарет, а второй, тоже женский, был мэтру Герберту незнаком. Зато, кажется, был знаком его гостю.

Молодой человек повторно выругался, но теперь уже длинно и заковыристо. Едва успел закончить, как в коридоре раздались быстрые шаги, а затем отворилась без стука дверь, и в кабинет ворвалась миниатюрная брюнетка лет сорока.

– Дориан! – воскликнула она, протянув к юноше руки. – Я же просила!

Руки у нее были красивые – мечта скульптора, а не руки: узкие ладони, длинные пальцы, тонкие запястья. Да и сама она даже в своем нынешнем возрасте была весьма хороша, а в молодости, наверное, блистала красотой… А Лленас, что сорока, всегда тянулся к блестящему, будь то женщины или стальные детали механизмов.

В том, что незнакомка – мать его невоспитанного гостя, мэтр Найлс не сомневался с первой секунды: только мать может смотреть на свое чадо с таким нежным упреком.

– Я же просила тебя, – всхлипнула она. – Зачем же ты?

Мальчишка стушевался. Понурился виновато. Затем – видно, хмель взыграл – топнул ногой, швырнул об пол бутылку, так что осколки стекла и брызги спиртного полетели в разные стороны, и опрометью кинулся прочь из кабинета, а там, судя по хлопку входной двери, и из дома.

– Простите, – пролепетала сконфуженная поведением отпрыска женщина. – Простите, ради всего святого. Я сейчас…

Подобрав полы пышного платья, она опустилась на колени и принялась собирать битое стекло.

– Оставьте, – махнул рукой Найлс.

«И выметайтесь отсюда», – добавил он про себя. Но дама оставалась глуха и к словам, и к мысленному воззванию.

– Это я виновата, – продолжала оправдываться она. – Не стоило говорить ему… А потом эти слухи, и Дориан вбил себе в голову, будто вы причастны к смерти Дориана. Дориан такой впечатлительный, и пить ему совсем нельзя… Дориан таким не был. Я узнала из газет и подумала, что теперь можно сказать Дориану, мы приехали, чтобы побывать на могиле… Понимаете? Дориан до этого не знал, что мой покойный муж не был ему отцом. А Дориан не знал, что у него есть сын, я не хотела разрушать ни его, ни свою жизнь…

Госпожа Найлс слушала бессвязное бормотание с упоением, едва ли не открыв рот. А супруг ее, правду сказать, запутался совершенно в этих Дорианах, и, наверное, нелишним было бы расспросить обо всем, раз уж незнакомка так разоткровенничалась. Заодно узнать, кто навел мальчишку на мысль, будто мэтр Герберт виновен в смерти Лленаса. Какие такие слухи заставили его прибежать сюда спозаранку?