Пока живы — надо встречаться

Раз Полянику показалось, что с его головы сдирают кожу. В угасающем сознании возник образ матери, он стал с ней прощаться, затем появился какой-то мужик, который называл его «братишечкой» и говорил что-то про живые кудри…

Его хлестали по щекам, убеждали проснуться.

— Парень, мы даем тебе ударную дозу опия, — говорил склонившийся над ним врач. — Только не спи. Слышишь? Иначе уснешь навсегда. Не спи!

Его тормошили, с трудом раскрывали ложкой зубы, вливали в рот что-то безвкусное и убеждали не спать…

Уже потом, когда он выучился заново ходить, пришел, пошатываясь, в умывальник, переоборудованный в душевую, Кудесник узнал в нем выходца с того света и дружелюбно подмигнул:

— Раздевайся, братишечка…

Саша, дергая плечами, провел рукой по стриженой и неровно обрастающей седыми волосами голове, вздохнул.

— Что, — улыбнулся Кудесник, — кудри еще не отросли?.. Ничего, обойдется. А тогда у тебя живые волосы ворочались. Теперь вижу, тебе полегчало. Заходи, братишечка, помой свои кости.

Саша разделся, зашел за перегородку.

— Тебе какой — горячей или холодной? — Кудесник откручивал краники.

— От холодной пальцы немеют, — слабым голосом ответил Саша.

— Ну вот… Такая тебе в самый раз, — подставил он руку под теплую струю воды. — Ты пока поплещись, а я твои шмотки прожарю.

Пока Поляник улыбался бескровными губами под душем, все еще не веря в то, что это с ним происходит наяву, Кудесник засунул его одежду в дезкамеру.

— Такая страсть немытому, — слышался его участливый голос. — Применяемся как можем… Хозяева узнали о бане, разорили «кабан». Да мы построили еще… Сам-то из каких краев?

— Тутошний я, — ответил Саша все еще не повинующимся голосом. — Из Сельца.

— Ага, значит, местный! — оживился Кудесник. — На вот, у меня обмылочек отыскался. Ты получше мойся. А я тебе и спину потру. — Но тут же сдвинул суровые брови, увидев, до чего изверги довели парня. — Э-э, да у тебя на теле и синяку негде встать, — проговорил он, осторожно намыливая его спину. — За что же они тебя так, братишечка?

— З возу один побиг…

Кудесник опустился на табуретку, некоторое время молча смотрел в пол.

— Во-от оно-о што-о! — И с сочувствием поинтересовался: — А до Сельца-то твово далече?

— Да ежели напрямик, через Горынь, — рукой подать, — вздохнул Саша с грустью.

Кудесник как-то особенно поглядел на парня, потом принес из «жарилки» его одежонку.

— Ну вот, — сказал он. — У чистого человека становится и здоровье лучше. А со здоровьем и развитость умственная повышается, появляется находчивость. Или я не так говорю? — подмигнул он, заметив странную улыбку парня.

— Так, так, — улыбался Поляник беззубым ртом. — Спасибо тебе!

За полтора года, проведенных в Славутском концлагере, он улыбнулся впервые.

Попасть в штат обслуживающего персонала было чрезвычайно трудно, такой должности многие добивались — ведь работающих несколько лучше кормили. И Поляник немало удивился, когда ему предложили стирку белья после умерших от сыпняка. Еще не веря в такую удачу, он взялся за дело.

Мыла не было, помогала хлорная известь. Отстиранное белье он сушил и полосовал на бинты.

Только освоился как следует с этой работой, а тут снова нечаянная радость: его назначили раздатчиком баланды вместо Сидельника, у которого были стычки с санитарами, да и с больными он не считался, был их лютым врагом.

Поляник вел себя с пленными хорошо, не обижал. Больным и раненым наливал один черпак, обслуживающему персоналу, как полагалось, полтора. Но недолго пробыл Поляник «баландистом». Его вдруг перевели работать во второй блок — Лопухин назначил его санитаром в отдельную палату, где под видом «гриппозников» лежали сыпнотифозные больные. Вот тогда-то он понял, что все эти назначения и переводы были не случайны, а кем-то продуманы. И уже когда ему предложили участвовать в подкопе, он окончательно убедился в правоте своих предположений…

И вот сегодня, в свой день рождения, Саша Поляник, находясь в сигнальной комнате, вспоминая мать-учительницу — жива ли она или нет, — думал о том, что сделает все, чтобы оправдать доверие товарищей. Когда приходила его очередь, он с удвоенной энергией таскал по всей длине туннеля салазки с песком, а сегодня во время ночной смены с особой остротой осознал, что участвует в большом и трудном деле.

— Федорыч, как думаешь, к Ноябрьским успеем? — спросил Саша чуть слышно.

— Время покажет, — уклончиво ответил Иевлев, заметив на сторожевой тропе немецкого офицера с овчаркой.

— Нам бы только вырваться, — вздохнул Саша. — А там я вывел бы… Мне эти места с детства знакомы. Вон, если наискосок через поле податься в лес, мимо водонапорной башни, там, за лесом, наша река Горынь! Норовистая. Ежегодно меняет броды. Но я-то знаю, где провести… — Он умолк, заметив, что Иевлев поцокал языком, предупреждая об опасности, пошатываясь, подошел к двери, щелкнул выключателем.

Саша приподнялся, глянул из-за кирпичного выступа в окно и был поражен, когда увидел помощника коменданта, который, словно бы примериваясь к чему-то, отсчитывал шаги и стеком указывал пленным, где вести работу.