После того как Иванов с Федором Изотовым облазили на карачках весь подземный коридор и убедились, что трубы тянутся к первому блоку и что посреди двора они ответвляются к межблочной кухне, а выхода наружу нигде нет, они намекнули об этом Лопухину. Дескать, есть такая возможность и если за это взяться с умом, то можно и прорыть ход за колючую проволоку. Лопухин, зная, что за попытку к бегству расстреливают на месте, категорически запретил им об этом и думать. Они вроде бы и согласились. Однако сам же стал все чаще и чаще спускаться в подвальное помещение, в бывшую кочегарку, где озабоченно расспрашивал мастеровых людей про котлы, интересовался, нельзя ли их пустить в эксплуатацию.
А когда во двор второго блока въехал грузовик и лагерные работяги выгрузили обломки кирпичей и глину, Лопухин подозвал Изотова.
— Федор Антонович, ты когда-нибудь делал русскую печь? — спросил он.
— Не-ет, но я такой хват, мне бы только раз глянуть — и сделаю.
— Надо сделать, и побыстрей. Наши люди умирают от тифа.
Изотов вздохнул, сокрушенно покачав головой.
— Я вчера ночью дежурил в изоляторе. Страшно слышать: и поют, и воют, и кричат, и команды подают. Боже мой, а температура под сорок.
— Для прожарки белья побыстрее надо сделать печь.
— А немчуки не помешают?
— Они сами боятся эпидемии… До нас ли им…
В те дни Лопухина нередко можно было застать в подвальном помещении, в бывшей кочегарке. Как хороший хозяин, он вникал во все мелочи оборудования дезкамеры. Когда вели кладку печи — «кабана» — для прожаривания белья от вшей, по его требованию сделали и мойку в два рожка для горячей и холодной воды. Но мало кто знал, что озабоченный хозяйственными хлопотами Лопухин скрытно обдумывал организацию подземных работ. Теперь, зная, что коллектор с паропроводными трубами проходит под раздаточной комнатой, умывальником и уборной, он распорядился, чтобы вход в покойницкую был отдельный со двора, и чтобы кирпичная стена наглухо отделяла покойницкую от столярки, где работали инвалиды, и чтобы коллектор со стороны покойницкой был также замурован кирпичом.
У бывшего горняка Политаева, которого он назначил старшиной блока, он выведал, как шахтеры, ведя проходку, ориентируются под землей и какой крепеж идет на обшивку штолен и штреков.
Решившись на дерзкое, трудное и опасное дело, которое, возможно, продлится не один месяц, Лопухин думал о людях. Ведь не на час, не на день, а на длительное время им придется подчинить себя определенной цели. При этом не дрогнуть, не дать ни малейшего повода для подозрений.
Из ста двадцати двух человек, числившихся, согласно немецким штатам, в обслуживании блока, он выбрал на первых порах всего семерых. Это были известные своей неустрашимостью и твердостью люди. Они умели держать язык за зубами. Роман в них был уверен как в себе. И все же строго-настрого запретил своим доверенным вести между собой всякие разговоры о побеге. И собираться вместе больше двух не разрешал, чтобы случайно ни словом, ни видом, ни взглядом не выдать тайны. Сам же со всеми предосторожностями продолжал подготовку задуманного. В целях конспирации Роман так все обставлял, что одним было невдомек, что делают другие. Санитары, приходившие в раздаточную за бочками и прочей посудой, видели, как Федор с напарником очищали старые, закопченные кирпичи, вели кладку печи для сушки сухарей, но никто не знал, как они проделали отверстие в полу и как затем, подогнав и плотно закрыв лаз крышкой из прочных досок, в целях маскировки искусно обмазали крышку жидким цементом под цвет пола.
Раненный в бою подполковник Игнат Иванович Стасюк, скрывавшийся от лагерного гестапо под именем умершего рядового Комарова, определил, что подкоп длиной в сто метров нужно вести не по прямой линии через двор, где бродят ходячие раненые и больные, а взять от угла влево, к внутренней проволоке, и далее по широкой ничейной полосе, именуемой кухонным двором, где почти никого не бывает, вести к внешнему ограждению. Рассчитали, что подземная выработка с забоем, или лава, может быть не шире — семьдесят на семьдесят. Только в этом случае весь грунт, вынутый из подкопа, можно разместить в паропроводном коллекторе.
Сознавая, как невероятно тяжело голодным, немощным людям трудиться под землей, Лопухин думал, что неплохо бы им выкроить дополнительно сухарик и баланду. Ему было известно, что этажные старшины и врачи на свой страх и риск в рапортичках занижали число умерших. На них, как на живых, получали баланду и скудные пайки суррогатного хлеба. Этим обстоятельством нужно было воспользоваться и отдавать сэкономленные порции тем, кто будет занят на подземных работах.