Исподволь, под различными предлогами Лопухин освобождался от людей подозрительных. Он направлял их в корпуса выздоравливающих и так же осторожно, не вызывая подозрений, при содействии своих коллег переводил в свой блок наиболее верных людей. К тому же это были полезные для дела люди. Он назначал их санитарами. С этой целью он заменил прежнего, не внушавшего доверия эконома, назначив на его место хитрого и изворотливого, но преданного Женьку Макарова. Заменил и прежнего кладовщика, ведавшего «имуществом» умерших, назначив на его место скромного, серьезного Игната Лукина. Теперь Лукин, запершись в кладовой, из различного тряпья шил комбинезоны и разное обмундирование для работы под землей.
К первому мая подготовительные работы были закончены.
Кузенко бегло осмотрел два огромнейших зала с койками, где на тощих тюфяках или шинелях лежали и сидели истощенные голодом и болезнями военнопленные. Желая поскорее избавиться от резкого запаха хлорной извести, который еще не выветрился после утренней уборки, он вышел в коридор и проскользнул в раздаточную комнату. Здесь каждый день оставался суррогатный, смешанный с древесными опилками хлеб. Он полагался тем, кто вчера умер, но в списках лазарета пока числился живым. Теперь из этого хлеба сушили сухари. Трудно было ему обманывать немцев, которые вели всему строгий учет. Но и в это утро Кузенко опять-таки сумел обвести вокруг пальца настырного статистика, который кричал, грозился, требовал.
В раздаточной комнате находился этажный старшина Харитон, плотный осетин средних лет. Одно время он тоже собирался бежать. Об этом Павка узнал случайно.
— Что, намыливаешься? — напрямик спросил Кузенко.
— Откуда тебе известно?
— В стеклянной чарке всем видно, сколько налито, — уклончиво ответил Кузенко.
Задумался Харитон. Тяжелые предчувствия начали одолевать его, и он отказался от побега. И когда группа Клюквина — они уходили через окно уборной — напоролась на засаду, Харитон стал боготворить Павку. Он жизнью ему обязан. Не намекни он тогда ему, и…
Харитон едва взглянул на вошедшего Кузенко и продолжал переворачивать на противне сухари, а Павел занялся составлением заявки, чтобы выгадать побольше хлеба на день. Запах поджаренных сухарей щекотал ноздри. У Павки совершенно онемели челюсти — так хотелось есть. Он мусолил карандаш, глотая голодную слюну. Не выдержав, снял со стола пару ломтиков и опустил в кружку с кипяченой водой. Дождавшись, когда всплыла соломенная труха и опилки, слил их, а хлебную массу собрал ложкой и сжевал.
На одутловатом лице Харитона мелькнуло подобие улыбки.
— Как там? — кивнул Павка на цементный потрескавшийся пол, где стоял ящик с песком для мытья посуды.
Харитон молча прикрыл набрякшие веки, как бы говоря, что все в порядке.
— Сегодня во время подсчета больных Копейкин, гад, глядел на меня так, будто сгноить хочет, — сказал Кузенко, покончив с заявкой.
— Этот доносчик как бешена сабака, — произнес с кавказским акцентом Харитон. — Мы подбросили ему записку, что задушим его и выбросим в уборную.
Павка сверкнул бойкими глазами.
— Знаю. Вот теперь и доискивается, кто подметнул ему записку. К блокфюреру ходил, но тому это дело и плевка не стоит… Пора, Харитоша, — Кузенко понизил голос, — прибить гада, чтобы и духу не было.
— Собаке собачья смерть! — вскинул тяжелую ладонь Харитон.
Выйдя из раздаточной и миновав коридор, Кузенко столкнулся на лестничной площадке с коридорным.
— Пал Антоныч, беда-а, пропа-али, — замирающим голосом пролепетал тот. — И кто мог донести?..
— В чем дело? — насторожился Кузенко.
— Ко-копа-ають! — заикаясь, произнес парень, кивнув на дверь.
— Без паники, слышь, без паники! — зыкнул Павка, а сам к дверям. В глазах потемнело, когда увидел за проволокой работающих землекопов.
«Ну, — подумал он, — провал! — и устремился к лестнице. — Эх, почему не воспользовался тем единственным и неповторимым случаем», — думал он, с лихорадочной тоской вспоминая упущенную возможность.
Весной Лопухин выхлопотал у нового коменданта разрешение заготавливать для больных дубовую кору и сосновую хвою. Под конвоем санитары отправились в ближайший лесок. С ними был и Кузенко.
Выросший в южных степных местах, он впервые в жизни ощутил запах русского леса. С каким наслаждением вдыхал он теплую испарину земли, пьянящий аромат клейких нежных листьев. Его охватило с новой силой безудержное желание свободы. Но, видно, не одного его волновал весенний лес. Лицо аптекаря Климова просветлело, когда он притянул к губам березовую ветвь с нежными сердечками молодых листьев.
Павка тронул его за плечо и показал на увесистую шишковатую палку, чуть заметно повел глазами на немца-конвоира. Солдат, расположившись на пне, играл на губной гармошке, поглядывая на русских. План побега у Павки созрел молниеносно. Он подойдет к немцу и отвлечет разговором, а Климов посильнее тюкнет того по голове — и концы в воду.
— За это Роман головой ответит, он же тебя назначил старшим.
— А, черт… Будь по-твоему! — со злостью сплюнул Павка. — Убеди-ил.
Но когда вернулись в вонючую казарму, Павел не выдержал.