Покаяние

Альсада обернулся на голос: сзади стояла Долорес собственной персоной и ждала, пока он освободит местечко за барной стойкой. Альсада улыбнулся.

– Нельзя винить парней в том, что им приятно твое общество, вот они и возятся с твоими документами.

– Я все понимаю, инспектор. Потому и благодарю.

– ¿Cafecito?[17]

– Не откажусь, инспектор.

Они поменялись местами; Долорес было куда проще привлечь внимание официанта – уж очень бросалось в глаза ее короткое, обтягивающее черное платье. На нее, поди, все пялятся? Вот только саму Долорес это ни капельки не тревожило.

– Как нынче делишки, инспектор?

– Бывало и лучше… а у тебя?

– Наш бизнес простоя не знает, инспектор.

– Да уж представляю… – нерешительно произнес Альсада.

– Не из-за визита ли этой Эчегарай вы такой смурной? У таких неприятности небось не часто.

– Знаешь ее?

А то!

Долорес улыбнулась:

– Не переживайте, инспектор. Она вернется.

– Твои бы слова да богу в уши, Долорес, – усмехнулся Альсада. – Я бы с удовольствием с тобой еще посидел, но… долг зовет. – Он многозначительно кивнул на Галанте.

– Понимаю, инспектор. И еще кое-что: если ищете шикарную тачку, на которой могли кое-кого увезти…

– Откуда ты…

– Возможно, в своем деле вы тоже профи, инспектор, ну а уж я свое знаю. Потому и твержу девчонкам помоложе: никогда не садись в машину к незнакомым. А в ее случае за рулем авто небось сидел вовсе не его владелец.

– Та же мысль. Марка и модель машины наверняка подтвердят эту теорию.

– Номер уже пробили?

– Я отправил…

– Только не говорите, что отправили в Главное транспортное управление того красавчика… – Долорес хихикнула. – Дохлый номер. Там даже вам ничего не скажут. Хоть подвешивайте чиновника за ноги под самой крышей десятиэтажного дома.

– Не пойму, к чему ты клонишь.

– Само собой. Но спорим на деньги, что ответ будет «засекречено» или «гостайна». Эчегарай с кем попало не тусуются, инспектор…

– Смотрю, у тебя большой полицейский опыт, Долорес.

– Вот уж с чем спорить не стану, инспектор.

– И где же мне искать такую вот тачку, скажем, сегодня?

– Гипотетически?

– Ну разумеется.

– Инспектор, вы наверняка в курсе, что прямо сейчас идет заседание кабинета министров…

– Да-да, – рассеянно ответил Альсада.

Его взгляд опять устремился на улицу. Сорольи там не было.

– Там все шишки собрались… и если они съезжаются туда на личном транспорте – а это наверняка, – то где им припарковаться?..

– Пойду-ка я позвоню кое-куда.

Альсада достал пятнадцать песо – ровно столько, сколько полагалось по чеку, – и положил было их под блюдце. Но официант махнул рукой, мол, кофе – подарок от заведения, – и Альсада убрал деньги в бумажник. Щедрость заведения вполне оправдана: в тяжелые времена полицейские под боком не помешают.

– Будь осторожна, ладно?

– Да я всегда, инспектор.

– И чур давай сегодня без обхода, договорились?

Он ждал в ответ подкола, но Долорес только кивнула.

Инспектор в последний раз бросил взгляд на комиссара. Хорошо, что Галанте нашел себе собеседника – значит, вступать с шефом в разговор не обязательно. Раньше бы он непременно поздоровался. Да что там. Раньше они были партнерами, друзьями и даже шаферами на свадьбе друг у друга. Раньше они завтракали вместе чуть ли не каждое утро, и если бы кто-нибудь решил повнимательнее осмотреть ножки столика в дальнем углу кафе, то нашел бы на одной из них инициалы обоих, робко выцарапанные нетвердой рукой. Но с тех пор минуло тридцать лет. Альсада поморщился: в те времена оба на многое закрывали глаза.

9

1981 год

Суббота, 5 декабря, 00:20

Хоакин завел машину и погнал так, точно ему уже нечего было терять. В обычный день на дорогу у него ушло бы полчаса-час. Маршрут был схож с тем, каким он ездил на работу и обратно: предстояло добраться из Барракаса – района на окраине Буэнос-Айреса, где они вместе с Паулой жили в скромном доме со своим садиком, – до квартиры брата, расположенной ближе к центру.

Он попытался вспомнить, когда впервые начал беспокоиться за Хорхе. Пожалуй, никакого «впервые» и не было, он тревожился всегда, с тех пор, как они потеряли родителей. Хоакину тогда было десять, а Хорхе – четыре, и хотя братья находились под неусыпным присмотром дедушки с бабушкой, Хоакин уже тогда чувствовал на своих плечах ответственность за младшего брата.

Зато день, когда тревога сменилась страхом, он отчетливо помнил. Это случилось сразу же после того, как они с Паулой перебрались в новый дом, а Хорхе с Аделой приехали, чтобы помочь им распаковаться и собрать кухонный гарнитур. Военная хунта тогда только-только пришла к власти, выходит, дело было пять лет назад?

Никто из них не был в особом восторге от новоиспеченного триумвирата: как ни крути, власть военных – это власть военных. Но никому не хотелось стать тем мальчиком, который кричал: «Волки! Волки!» – в их жизни это была не первая военная диктатура. Ту они пережили; значит, справятся и теперь.

Откуда нам было знать?