Покаяние

Опрокинутые кресла походили на рыжих собак, зевающих и потягивающихся после долгой сиесты. Нелепая мысль. Учитывая, как давно шло «расследование», они наверняка прицельно искали именно Хорхе Родольфо: когда им дали отмашку, приговор уже был вынесен. Перевернуть диван налетчикам, видимо, оказалось не по силам, и они только изрезали его, пока наружу, точно молочная пенка, не полезла набивка. Злобно. Бессмысленно. Смышленый оперативник не стал бы тут задерживаться во избежание конфликтов: известно, что некоторые «пацифисты» встречают их с обрезами в руках. Отыскать жертву, обездвижить, перетащить в машину. Скорей, скорей, скорей. Но эта опергруппа никуда не торопилась.

Книжные полки сорвали с кронштейнов. «Там, где жгут книги, сожгут и людей». Кто же это сказал? Томас Манн? Многие тома при падении проявили поистине кошачью ловкость и приземлились плашмя. Прочим повезло меньше: одни упали на корешок, раскрывшись на любимых хозяевами абзацах, другие распластались обложкой вверх, подвернув измятые страницы.

Хоакин перешел в спальню, которую постигла схожая участь. Выдвинутые и опустошенные ящики комода наклонились к матрасу. Ах да, матрас! Хоакин снова выглянул в коридор. Глаза уже начали привыкать к темноте. На белых стенах он различил два типа отметин. Внизу, почти у самого пола, на одном уровне пестрела россыпь синих, зеленых и оранжевых закорючек, оставленных цветными мелками, – шедевр малыша Сорольи, не упустившего момент, когда мама ненадолго отвлеклась, и поспешившего украсить квартиру по своему вкусу. А рядом – темные следы резиновых подошв, не только на нижней части стены, но и выше.

Они оказали сопротивление.

Хоакин отыскал телефон, сорванный с кухонной стены. С тихим щелчком снова включил в розетку. Провод теперь свисал до самого пола. Нужно будет вернуться и починить. Слава богу, что шнур не перерезали. Решив позвонить домой, он вдруг поймал себя на том, что давно этого не делал и, кажется, забыл номер. Нужную комбинацию цифр удалось набрать только с третьей попытки.

– Хоакин?

Он не знал, с чего начать.

– Паулита.

Больше ничего и не пришлось говорить. Из трубки тотчас послышалось торопливое:

– Еду.

У Хоакина не было сил возражать. Он повесил трубку, прислонился спиной к стене и зажмурился – так крепко, как только мог. Вдруг подумалось: он правильно делал, что старался ничего этого не видеть. Сейчас будет тяжелее. Нужно во что бы то ни стало все забыть. Стереть случившееся из памяти: телефонный звонок, хруст стекла под подошвами у порога квартиры, заваленную книгами гостиную, молчание в ответ на вопрос, куда их забрали.

А их забрали. Брата. Аделу. И малыша. Малыш, малыш, малыш. Легкие требовали больше воздуха, чем могла вместить грудная клетка. И чем больше Хоакин думал об этом, тем длиннее становился список того, что нужно стереть из памяти. Стереть редкие звонки в их участок, жалобные, молящие, рыдающие голоса в трубке, и еще более редкие случаи, когда люди сами врывались в полицию с яростными воплями. Стереть свой неизменно вежливый, отстраненный ответ: «Вот и все, что мне известно, больше ничем помочь не могу, сеньора», потому что обращались сплошь женщины – матери, жены, дочери, бабушки, сестры, подруги, – преодолев собственный страх самим стать следующей жертвой. «Если это и впрямь недоразумение, как вы говорите, то к утру все уже прояснится», – спокойно заверял их Альсада. А потом уточнял, уже жестче: «Арестован, сеньора. Люди в Аргентине просто так не пропадают». Сплошное пустословие. Стереть все уверенные улыбки, которыми он одарял этих людей.

Стереть все те минуты, когда он чувствовал свое превосходство над ними. Когда-то он считал, что ему ничего не грозит, – ведь он на стороне закона. Но о каком, черт побери, законе может идти речь, когда люди исчезают посреди ночи?

– Хоакин?

Только заслышав вдалеке робкий голос жены, он вдруг понял, что сидит на полу – сполз по стене под собственной тяжестью и застыл, уткнувшись лицом в колени.

– Я тут! – Холодный кухонный кафель, который всего несколько минут назад дарил блаженное облегчение, теперь промораживал до костей. – Только свет не включай.

Он и с закрытыми глазами знал, что Паула опустилась на пол рядом с ним. Услышал, как хрустнули ее суставы, когда она присела, а потом ощутил тепло и запах кондиционера для белья. Еще недавно он не раздумывая выхватил бы пистолет, появись в квартире кто-то еще, а теперь радовался, что он тут не один.

Вдалеке послышался шорох.

Хоакин машинально нащупал пистолет. Звук доносился из глубины квартиры. Кто-то копошился на паркете. Он поймал взгляд Паулы. Неужели правда? Оба вскочили и кинулись в единственную комнату, которую Хоакин еще не успел осмотреть.

– Соролья? – позвал он.

Мальчика видно не было.

Паула указала ему под кроватку.

Она села на пол и протянула руки ладонями вверх.