Покаяние

Шум на улице уже начал стихать. Альсада выглянул в окно. Внизу выстроились в ряд машины скорой помощи. Так вот почему она может себе позволить аренду в этом районе. Сам Альсада не бывал в больнице уже лет десять. Ему, бесспорно, повезло воспитывать мальчика, для которого нет ничего веселее часовой поездки в столичный зоопарк, – «лемуры, tío, там же лемуры!» – и долгой прогулки от выставки к выставке, за время которой он успевал запомнить все факты о животных, приведенные на табличках по дороге к его любимцам. Визит в больницу случился в то время, когда Соролья начал задавать вопросы.

Хоакин помогал Пауле готовить асадо. Куски мяса на ребрышках покрывали все горизонтальные поверхности на кухне. Инспектор чистил картошку под зорким наблюдением супруги, которая в это время нарезала овощи для жюльена. Оба молчали, оба были погружены в свои мысли, оба прокручивали в голове события вчерашнего вечера.

За ужином Соролья сел рядом с Хоакином, пока Паула доваривала ньокки.

– А закон об амнистии правда означает, что судебная власть больше не будет преследовать военных?

Ничего себе! Где он вообще таких слов понабрался – «судебная власть», «преследовать»? Ему всего десять! Миновали те дни, когда Верховный суд Аргентины приговорил бывшего генерала Хорхе Рафаэля Виделу к пожизненному заключению за преступления против человечества. Соролья днями напролет хохотал над изображением señor con el bigotito, так – «господин с усиками» – мальчик прозвал кровавого диктатора. Довольно долго супругам Альсада удавалось обходить вопросы племянника без особых затруднений. «Когда-нибудь обсудим это, хорошо?» Это самое «когда-нибудь» представлялось далеким-далеким будущим. Отвлечь маленького Соролью ничего не стоило. Со временем это стало труднее, однако уклончивые ответы его поначалу устраивали. А вот годам к десяти любопытство его сделалось прицельнее, а сам он настойчивее. Каждый раз, когда мальчик усаживался за кухонный стол со своими вопросами – несомненно, отрепетированными, – Хоакину казалось, будто Соролья уверен, что знает что-то важное. Так оно и было.

– Да, – ответила Паула, вооружившись терпением. – Потому что всех злодеев уже посадили в тюрьму.

– То есть на свободе злодеев уже не осталось? – уточнил Соролья.

Хоакин обрадовался – может быть, подумалось ему, мальчик теперь станет спать спокойнее?

– Нет, mijo[67]. – Паула опустила порционную ложку в миску и села за стол. – Ешь.

Соролья, явно не удовлетворенный ее ответом, попробовал ньокки и снова спросил:

– А что с теми, которые забрали маму с папой?

Паула в страхе взглянула на Хоакина. Тот предложил после ужина сходить в кафе «Чунго». Соролья доел свою порцию, не задав больше ни вопроса. Вот только мороженое – не панацея.

Теперь мысли Хоакина отчаянно метались между необходимостью дочистить картошку и поиском веского предлога уйти с кухни. Через час должны были приехать гости. Еще оставался шанс избежать непростого разговора с супругой о том, с каким же трудом они вчера выкрутились.

– Я все утро думаю вот о чем, – начала Паула.

Поздно.

– Нам надо продемонстрировать единый фронт, Хоакин.

– «Продемонстрировать» не то слово, Паула. Мы и есть общий фронт, – с горечью возразил Альсада, уязвленный тем, что его сочли ренегатом.

Он поглядел на кухонные часы. Еще пятьдесят пять минут. Пятьдесят пять минут на то, чтобы понять, как объяснить Соролье то, что и им самим кажется необъяснимым. Амнистия ведь не квантовая физика – она лишь прекращала преследование людей, способствовавших преступлениям против человечества во время прошлой диктатуры. Новоиспеченное демократическое правительство решило покончить с коллективным прошлым в революционном духе, отдав под суд все бывшее руководство. Аргентинский суд, аргентинские судьи, аргентинские законы. С одной только осечкой: лидеров хунты покарали, а их подчиненных пощадили. Демонстративное великодушие, желание показать, что страна готова все начать с чистого листа. Восстановить давно прогнивший социальный мир. А это значило, что Вукича никогда не отдадут под суд. Что супруги Альсада никогда не добьются справедливости. Ради новой Аргентины все концы спрячут в воду. Но как объяснить это десятилетнему мальчику?

– Ты вместе с кожурой половину картофелины срезаешь, – заметила Паула. Пожалуй, сейчас только это она и могла контролировать. На краткий миг она оторвала взгляд от собственного ножа. Сорок пять минут до приезда гостей. Семь швов на левом указательном пальце сеньоры де Альсада.

– Инспектор? – Эстратико заглянул в кухню. – Кавальо подал в отставку.

– Надо же, – рассеянно ответил Альсада. Если даже министр экономики не выдержал давления, значит ли это, что и де ла Руа в конце концов сложит полномочия? В этом случае они окажутся в руках очередного некомпетентного преемника. Но это будет означать, что они победили. Мы победили.

– Сеньор… – робко проговорил Эстратико. – Время уже позднее.