Покаяние

– А как, по-твоему, нам с ней удается сохранять брак вот уже сорок два года? – Альсада выдержал паузу. – Я звонил Эстратико.

– Кому?

– Он работает у нас в отделении.

– Он где-то поблизости?

– Пока нет. Обещал быть через двадцать минут. Посмотрим, как у него это получится. – Вдруг спохватившись, он поспешил успокоить Соролью: – Не волнуйся. Раз он обещал появиться, то слово сдержит. Все будет хорошо.

Встав к племяннику спиной, точно прилежный сторожевой пес – вот в кого превратила его работа, – Альсада внимательно вгляделся в толпу, пытаясь угадать, что произойдет дальше. Всего пару минут назад она еще тянулась в сторону площади, теперь же намертво встала.

– Все будет хорошо, – повторил Альсада, на этот раз скорее себе, чем Соролье. Но все равно обернулся удостовериться, что племянник его услышал, – и случайно поймал его взгляд. Точно так же, с тем же кромешным недоверием, Соролья смотрел на него двадцать лет назад, в то утро, когда перебрался к ним в дом. Смутившись, Альсада отвернулся. Все будет хорошо, вот только у Сорольи все равно продолжатся «эпизоды». Именно так психотерапевт посоветовал называть панические атаки, которые случались каждую неделю, как по расписанию. Альсаде это не понравилось: «Мне кажется, стоит называть вещи своими именами. Какой смысл лгать? Мальчику ведь надо принимать лекарства, и все в таком духе. Он и так понимает, что происходит». На что Паула ответила, едва подняв голову: «Ты уверен, что из всех людей на земле именно тебе стоит требовать тотальной честности?»

Если бы только Соролья не так боялся темноты! Его ночник, конечно, приходился очень кстати, когда Альсада сонно брел в туалет посреди ночи, зато и напоминал обо всем том, что у них отняла тьма. Если бы мальчишка не поднимал крик, едва завидев соседского кота. Если бы мог составить Альсаде компанию в субботних походах в кино на военные фильмы. Все было бы хорошо, если бы мальчика не оторвали от родительского дома. Если бы его родители по-прежнему были живы. Если бы они не исчезли. С чего вообще так настаивать на этой дикой формулировке? Никто давно не лелеет надежду, что однажды они вернутся. Если бы их не убили – вот так было бы точнее. Причем не просто убили, а навсегда стерли из людской памяти. Точно их никогда не существовало. Когда уже вещи и впрямь начнут называть своими именами? И все же права Паула: в этой игре ему не победить. У Альсады потемнело в глазах.

– ¡El pueblo unido, jamás sera vencido! – скандировала толпа.

Что это, очередной прилипчивый слоган или точная формулировка? Неужели граждане, объединившись, в самом деле способны добиться политических перемен? Думать об этом Альсаде не хотелось. Потому что напрашивался вывод: его поколение могло положить конец диктатуре еще в далеком 1976-м, если бы так же вышло на улицы. Почему же они тогда не протестовали? Разумеется, были Madres с их пикетами. Но они быстро примелькались и превратились в очередную аргентинскую экзотику, бледное свидетельство несмываемого национального позора.

Почему так случилось именно с их семьей? Мог ли и Альсада посещать те собрания? Нет, ни за что, если хотел уберечь родных. Что бы он мог сделать иначе? Предупредить Хорхе Родольфо? Так ведь предупреждал – Альсада каждый раз напоминал себе об этом, когда просыпался от кошмаров. Предупреждать почаще? Куда уж чаще! Но сколько бы он ни пытался себя успокоить, чувство вины не отступало. Облегчение приносила лишь мысль о том, что Хорхе, упрямый как осел, никогда бы не остановился, что бы ему ни сказал Хоакин, как бы ни поступил.

И все же Альсада, глядя на толпу, понимал, что мог сделать и больше. Встав у витрины в том месте, где она не была забрана железом, он с наслаждением вжался мокрой спиной в холодное стекло. Соролья по-прежнему сидел у его ног.

28

2001 год

Среда, 19 декабря, 23:50

Кто-то наступил ему на ногу. Ядовито-зеленая кроссовка. Твою ж мать, это еще кто? Альсада тут же вскочил, злой и на неосмотрительного прохожего, и на себя самого за утрату бдительности. Но парень смотрел на него дружелюбно, так что злость прошла, а тем временем из-за спины незнакомца показался Эстратико.

– Подмога прибыла, инспектор!

В другой день и при иных обстоятельствах Альсада недовольно закатил бы глаза: что за дурацкие шуточки! – но сегодня был как никогда рад встрече с подчиненным. Он посмотрел на часы. Почти полночь. Сколько же он тут времени провел?

– Это Мати. – Эстратико указал на парня в зеленых кроссовках.

Альсада протянул ладонь, которую тут же крепко пожали.

– Простите, что наступил вам на ногу, сеньор, – сказал Мати.

Что? Он меня «сеньором» назвал? Мати начинал ему нравиться. Густые длинные волосы были собраны у него на макушке в красивый пучок. Альсада огляделся. Толпа наседала, свободного места почти не осталось. Неудивительно, что парень наступил ему на ногу.

– Да забудьте. И пожалуйста, зовите меня Хоакин. Давайте на «ты»!