Покаяние агнца

– Церковь давно не действует, – рассказывал я, – теперь здесь, кажется, краеведческий музей, и рядом могила (без креста) бывшего священника. А там дальше, за речкой Глубочанкой, вон в том домике, и жили некогда поп и попадья, которые служили в этой церкви. У них была дочь – Татьяна Лукинична Ослопова – моя первая учительница. Она была доброй, но я в силу своей невоспитанности нередко выводил её на уроках из себя. Помню, выставила она меня с урока за дверь, а я обошёл школу и с другой стороны перед окном нашего класса начал играть в лянгу. Знаешь, что такое «лянга»? – Это маленькая ворсистая шкурка со свинцом. Её надо бить согнутой в колене ногой, и не допускать, чтобы упала на землю. Обычно мы, пацаны, соревновались, кто больше ударов сделает. Этой «лянгой» я и забавлялся перед окном во время урока. Т.Л. спросила у класса, кто знает, где работает мама «этого забавника», имея в виду меня. – Я, – охотно отозвался Лёнька Шульц. И она отправила его с запиской к моей матушке, в которой просила зайти в школу для разговора о моём поведении. Шульц выполнил поручение, а когда возвращался в школу, наткнулся у входа на меня. «Юра, – сказал он, – я сейчас бегал за тетрадкой, которую забыл дома, и увидел твою мать, она спросила: «Как там Юра?» Я сказал: «Всё хорошо». Потом пришла в школу матушка, состоялся разговор. А на другой день мой кулак «влип» в подбородок Шульца. И на том наша дружба с ним закончилась. А раньше мы выручали друг друга: я у него списывал контрольные по математике, а он у меня диктанты.

…Так я развлекал бесконечными разговорами свою знакомую, а сам между тем поглядывал на неё сбоку, и чувствовал, что она всё больше и больше мне нравится. Она доверчиво слушала, и в её больших голубых глазах порой вспыхивал живой интерес, тогда она с любопытством бросала взгляд на меня. Светлые волосы свисали с её плеч, а изящная фигурка скрывалась за тонкой летней одеждой.

Между тем мы перешли по мостику речку, прошли поповский дом и поднялись выше по отлогой дороге, где слева начиналась улица с незамысловатыми избушками и огородами, уходящими вниз к руслу речки.

– А вот здесь, среди этих избушек, уже и не помню где точно, – продолжал я развлекать спутницу, – была хата моей бабушки Оли. Она сама её строила с младшим сыном, мальчишкой ещё. Строила, можно сказать, из ничего. Вот у нас с тобой под ногами ровная поверхность, покрытая травой. Это «дёрн». Его вырезали в виде прямоугольных кирпичиков, и из этого «почвенного» слоя, состоящего из земли и травы, сооружали жилище, которое потом обмазывали глиной. А чтоб сделать крышу, бабушка запрягала корову Феньку в телегу и ехала в лес. Вырубала стропила и другие опоры. Привозила и строила. Виктор Павлович – последний бабушкин муж, был тогда очень болен: его на шахте бадьёй прибило. Он не мог физически работать, зато курил самоотверженно самосад. Дедушку я помню именно в этой избушке, лежащего на русской печи с самокруткой во рту. В доме постоянно стоял дым коромыслом. Дедушка был к тому же отъявленным матерщинником. Матерился он не на людей, а когда сильно припекали боли. Маты у него были особенные. «Но не буду тебе их повторять, – пошутил я, – а то ещё понравится, и будешь ты в старости, как мой дедушка, заядлой матерщиницей». Я говорил этот вздор, а ей, как мне казалось, было интересно слушать.

– Но вот справа от этой улицы открывается настоящий простор, – с пафосом заговорил я. – Здесь начинаются поля. Засаживаются они гречихой, подсолнухами, а иногда оставляются «под пары». Тогда здесь произрастает трава, и появляются сначала копны и стога, а затем уже к зиме, их собирают в большие скирды…

День был тёплый и солнечный, мы свернули с дороги и укрылись в тени одного из стогов. Ещё когда мы шли, беспечно болтая, особенно я – нёс не совсем увлекательный вздор, – я вдруг почувствовал, что меня невероятно сильно влечёт к моей спутнице. От этого всё окружающее воспринималось с ореолом восхищения. Во мне зарождались новые светлые чувства, которые только через много лет, уже достаточно осмысленные, найдут своё словесное оформление в стихах о любимой девушке, виновницей которых, безусловно, была она, моя новая знакомая:

Неведомое кроткое создание,

Загадка моего воображения:

И радость ты, и нежность, и страдание -

Беда моя, тоска и упоение.

Мечта моя, земная и желанная.

Томление моё неодолимое.

Нежданная, негаданная, странная

И бесконечно мною ты

Л ю б и м а я.

.

«Боже мой, как хорошо мне с этой девушкой, – думал я, – и как меня влечёт к ней всё сильней и сильней» Мечта моя, земная и желанная – именно тогда зародилась эта строчка, потому что до этого я ещё не испытывал такого радостного волнения…