Покаяние разбившегося насмерть

В этот день к обеду неожиданно распогодилось: серые тучи бесследно исчезли, как их и не было, а небо засияло яркой синевой с ослепительным подсолнухом солнца в центре. Я вышел из кафе и, прежде чем усесться за руль, пару минут постоял под солнечными лучами, наслаждаясь их мягким теплом. Настроение поднялось: елки-палки, как ни крути, а жизнь – прекрасна. Даже эти жутковатые убийства в чем-то подобны пазлу: нужно найти и точно соединить множество фактов, чтобы в конце концов все стало ясно, сложившись в общую логическую картинку.

Увы, мой старый приятель Андрей Бессонов в настоящий момент не имеет железного алиби: весь вечер он был на виду, но почти двадцать минут отсутствовал, и никто не может подтвердить, что он всего лишь пытался остановить кровотечение из носа в туалете центра. Еще хуже ситуация с нашим бухгалтером – наверняка скоро станет известно про его адюльтер с Селин и про шантаж малыша Нико, и вот тогда полиция вцепится в него мертвой хваткой. А это, как бы лично я ни относился к парню, крайне плохо для «Садов» – ведь он наш сотрудник.

Я сел за руль, первым делом направившись к ближайшему ресторану: у меня было время спокойно пообедать, заодно ознакомившись с последним выпуском прессы. Вполне возможно, ушлые журналюги откопали что-нибудь новое во всей этой истории убийств, теперь уже с четвертой, не слишком понятной, жертвой.

Не знаю для кого как, а для меня обед – серьезное мероприятие, когда я стараюсь не просто утолить голод, но получить максимум удовольствия. Именно потому я пообедал в тихом славном ресторанчике недалеко от места нашей встречи с Франсуа Шюни, на время «отключившись» от всех последних событий. Только покончив с дивным свиным стейком, под кофе с шоколадными хлебцами я взял из корзинки у соседнего столика несколько парижских газет, в которых уже на первых полосах бурно обсуждались таинственные и непонятные «Рождественские жертвоприношения» как окрестили их акулы пера.

На изучение прессы у меня ушло ровно полчаса. Взволнованные репортажи о последнем, четвертом, убийстве одинокой медсестры, с первых же строк сообщили мне два новых факта. Факт № 1 – у Андрея Бессонова появился неожиданный заступник, подтвердивший его алиби; факт № 2 – убитая Роза Брютель в день премьеры плохо себя чувствовала, а потому осталась дома; стало быть, на премьере ее не было и стать случайным свидетелем преступления она никак не могла.

«Андре Бессону пришлось бы нелегко, если бы психотерапевт центра Винсент Молю не дал показания в его пользу, – писала газета «Утро». – «Мне очень неловко, но в день премьеры у меня были проблемы с желудком, потому пришлось надолго занять кабину сортира, – сказал доктор Молю, повстречав нас на выходе из полицейского управления. – Я прекрасно слышал, как кто-то зашел и долгое время плескался с водой, после чего наконец-то вышел. Узнав, что это был Андре Бессон, в чьем алиби появилась серьезная прореха, я поспешил дать показания полиции в его пользу. Рад, что могу помочь – мсье Бессон всегда был мне очень симпатичен».

Мысленно поздравив Андрея, я продолжил чтение, в свою очередь, узнав нюанс с отсутствием Розы Брютель на премьере спектакля, что в какой-то мере делало ее убийство труднообъяснимым.

«Практически все коллеги Розы Брютель по клинике утверждают, что она еще с утра чувствовала себя неважно, а потому не пришла на премьеру, – продолжила тему газета «Утро». – Одна лишь санитарка Люси Прилье не очень уверенно сказала, что вроде бы видела Розу сразу после премьеры, когда все вывалили в холл – она как будто кого-то искала. «Вы сообщили это полиции?» – поинтересовались мы, на что санитарка кивнула: «Да. Хотя, если честно, я видела девушку, похожую на Розу только со спины, она почти тут же исчезла… И все-таки, мне кажется, это была она». Мы поинтересовались мнением по этому вопросу комиссара Анжело, на что он без особого энтузиазма отметил, что кроме Люси Прилье больше никто не видел в тот вечер Розу, а потому всерьез воспринимать ее показания не имеет смысла».

В итоге почти все журналисты вернулись к первоначальной версии: автор убийств – некий маньяк, неудавшийся режиссер, предложивший Парижу свою кровавую «постановку», причем, скорей всего, он работает в реабилитационном центре, потому ему и пришлось избавиться от Розы Брютель, которая каким-то образом узнала о его виновности в преступлении.