Покаяние разбившегося насмерть

Две половинки жизни – два объемных конверта с фотографиями. Первым делом я просмотрел самые многочисленные черно-белые снимки из конверта под надписью «Моя молодость». Буквально в каждом «кадре» той жизни совершенно неузнаваемый, молодой и благополучный Пьер Солисю – непременно в светлом костюме и шляпе, с роскошной сигарой в зубах! – беспечно улыбался в компании веселых красавиц и друзей. И не подумаешь, что этот великолепный донжуан под занавес жизни превратится в смиренного привратника!

Совершенно позабыв о времени, от фотографий первого конверта я перешел к чтению легкомысленных и непринужденных строчек, адресованных приятельницам и приятелям – в каждой записке Пьеро назначал свидания и встречи в самых роскошных кафе и ресторанах Парижа, непременно завершая летящие вирши своим, «фирменным» автографом: «С улыбкой – ваш верный Пьеро».

Каюсь, нарушив свое собственное обещание мадам Лево не читать дневников привратника, я все-таки не утерпел и открыл один из них, весь обклеенный карточками с розами.

«Моя голубоглазая Гертруда, скорей просыпайся и постарайся припомнить, что тебе только что снилось! Надеюсь, твои сны были восхитительны и приятны: ароматнейшие букеты роз в твоих руках, заливисто щебечущие в изумруде крон деревьев птахи или смиренно опустившийся перед тобою на одно колено влюбленный и восторженный Пьеро…»

«Как ты, малыш, проводишь выходные дни? Надеюсь, вы с мужем отправились куда-нибудь за город – к реке, к природе? Даже я, одинокий старик, отправился на большой променад – по улице Крузет прошлепал до парка Кремон, где чудесно отдохнул, наблюдая за белками на дубах и кормя их с рук орешками…»

«Милая Гертруда, сегодня был нелегкий день – на репетиции театра «Луна» негодник Нико вновь, ради собственного извращенного удовольствия, едва всех нас не перессорил. С его подачи мы вдруг принялись цепляться к словам друг друга, ругаясь и злясь, ненавидя весь мир. В конце концов, наш мудрый Андре гневно хлопнул в ладоши, выкрикнув: «А ну-ка все замолчали! Хватит бездарно ругаться. Послушайте лучше бессмертные строки Андре Моруа…». И он начал декламировать нам действительно чудесный отрывок из дневника писателя, но тут, в самый волнующий пассаж, мерзкий Нико вдруг зло передразнил произношение Андре: «Муси-пуси…» Здоровяк Серж молча поднялся и отвесил Нико такую оплеуху, что тот беззвучно рухнул на пол. «В следующий раз – прибью, щенок!». Эта реплика прозвучала в устах Сержа так эффектно, что мы все разом зааплодировали…»

Последний отрывок в одно мгновенье разбил весь мой стыд за чтение «личного» дневника – елки-палки, да тут вполне можно было отыскать подозреваемых в убийстве трех волхвов и Розы Брютель! Очень жаль, что этот грозный Серж укатил к дяде в деревню и мне не удалось с ним встретиться. Судя по прессе и словам Андрея, его сто раз допрашивали в полиции. А что, если допросить здоровяка в сто первый раз?..

Я стал читать дневник дальше, перелистывая страницу за страницей, но больше ничего подобного не попадалось – в остальных записях четко выдерживался прежний, нежно-розовый стиль. В конце концов, я даже ощутил легкий стыд за то, что никогда не обращал внимания на старика и относился к нему с долей высокомерия, в то время как за его скромной и неброской внешностью скрывалось горячо бившееся сердце. Да что уж тут говорить – лично я никогда ничего подобного не писал и не говорил своей зазнобе по имени Соня Дижон!