Покаяние разбившегося насмерть

«У этого малыша Нико был просто великий талант всех передразнивать! Хлебом не корми, дай поглумиться над народом. А между тем, у него самого было море недостатков: и ноги кривые, и память ужасная – известно ли тебе, что он вечно путал имена…»

На этот раз «кадр» поменялся более-менее плавным переходом: словно прослушав монолог Андрея в некой записи, в действие вмешался Винсент Молю. В белых свободных шароварах он сидел с плотно закрытыми глазами в позе лотоса на светлом коврике зала номер три и, широко и безмятежно улыбаясь, поднимал руку, как отличник, желающий дать ответ на вопрос учителя.

«Позвольте с вами не согласиться, мсье Бессон! Напротив, у малыша Нико была превосходная память. К примеру, он легко запоминал достаточно сложную терминологию в йоге – название асан и упражнений, которые, как я уже говорил мсье Муару, я вообще-то избегаю называть в ходе своих занятий в реабилитационном центре…»

Все так же, не открывая глаз, доктор размеренно произносил свой монолог, блаженно улыбаясь, лишь назидательно чуть приподняв палец. Следуя его жесту, я прислушался: еле слышно, где-то вдалеке вдруг зазвучала мантра. Нежная мелодия, чудесный голос Девы Премал… Я слушал, улыбаясь почти столь же блаженно, как Винсент Молю, кивая в такт мелодии и пытаясь принять асану дерева, удерживая при этом божественное равновесие.

Вдруг доктор резко открыл глаза и многозначительно произнес нечто непонятное – наверное, те самые труднопроизносимые термины и названия асан, что так легко запоминал малыш Нико. Пара секунд стояла почти звенящая тишина. Доктор смотрел на меня, все так же дружелюбно улыбаясь.

«А еще у малыша Нико был самый настоящий талант придумывать прозвища. Каждый раз он что называется, попадал в точку – все хохотали… За исключением того, кому Нико придумывал прозвище. Потому что прозвища были по большей части очень обидными»

«Прозвища… Прозвища…Прозвища…»

Я все пытался разгадать, кому принадлежал этот гулкий густой бас, в конце концов, махнув рукой. Что-то зацепило меня в этих словах, что-то важное и в то же время простое, как пять копеек. Но вот что?

«Здесь такое творится! Мой бог!..»

«А ведь он был великий безбожник, всегда подсмеивался над христианскими праздниками, даже над своей ролью волхва… Что же там произошло, что бедняга вдруг вспомнил бога?..»

Вздрогнув, я очнулся, открыв глаза и в одно мгновение осознав, что какие-то минуты, но все же спал, импровизируя и размышляя во сне над словами и репликами последних дней. При этом мое сердце громыхало так, точно я не спал, но участвовал в некой погоне. Погоне за открытием.

«Мой бог»!

Я даже прищелкнул пальцами: а ведь точно! Если сложить вместе отдельные реплики, то они составят вполне ясный рисунок: в ту ночь за задыхавшимся Пьеро гнался доктор Винсент Молю. Он его догнал и зарезал.

Я перевел дух. Фотография Молю в альбоме Пьеро с надписью «Мой бог – Винсент Молю». Рассматривая ее, я еще подумал, что Пьеро обожествлял своего психотерапевта. А он, очевидно, просто-напросто надписал прозвище доктора – прозвище, которое, скорей всего, придумал малыш Нико, потому как «Мой бог!» – любимое выраженьице психотерапевта. Вчера во время нашей беседы он несколько раз его повторял. А в итоге все это значит…

Словно кто-то неожиданно включил запись, в моей голове вновь гулко зазвучали слова и фразы вчерашнего дня.

«Признаюсь вам честно: узнав о смерти Нико, я невольно перевел дух. И тут же понял, что этот парень изрядно мешал мне найти мое собственное счастливое равновесие. И вот он погиб, а я почти нашел ту самую счастливую точку балансировки по жизни!..»