Я еще мысленно произносил успокаивающую фразу, а мое сердце тоскливо заныло: нет, это не домыслы, не глупость, совпадает даже то, что все жертвы погибли от «хирургически точного» ножевого ранения! Все так и есть: Винсент Молю – убийца, нарушивший собственное равновесие.
Между тем, наступал новый день двадцать третьего декабря – канун Сочельника. Следовало встать, принять душ, позавтракать в кафе и позвонить Андрею для того, чтобы поинтересоваться, не знает ли он случайно прозвища доктора, а если знает и если это прозвище…
Шел девятый час утра. Все привычные утренние дела-хлопоты заняли минимум времени – уже через двадцать минут я сидел в кафе, заказав на завтрак чудесный омлет с шампиньонами и хрустящий багет, прислушиваясь к бубнящему радио и стараясь не думать ни о чем. Когда официант принес мне кофе с круассанами, я, взглянув на часы, сделал отзвон Андрею.
Удивительно, но факт: несмотря на то, что по времени было далеко не раннее утро, и улицы Парижа давно наполнились людьми, спешащими в магазины за подарками к Рождеству, мой приятель так долго не брал трубку, что я не знал, что и думать. Ведь он сам доложил мне, что каждое утро его жена спешит на работу, а он берет на себя организацию романтического кофе с круассанами в постель! И вот – позднее утро, все давно на ногах, а мсье Бессон не берет трубку.
Он ответил, когда я уже был готов дать отбой; ворчливый с хрипотцой голос не оставлял сомнений: мой звонок его безбожно разбудил – парень безмятежно и сладко дрых.
– Черт возьми, и чего тебе не спится, милый мой? Ни с того ни с сего будишь меня ни свет ни заря…
Я бодро запротестовал.
– Ничего себе – ни свет, ни заря! Довожу до вашего сведения, что время неумолимо приближается к обеду. И вообще, ты же сам живописал мне, как приносишь кофе супруге в постель…
Андрей сладко зевнул.
– Ну да. Но это в обычные дни, а сегодня у Светланы выходной, так что мы решили выдрыхнуться по полной программе. Кроме того, вчера мы поздно легли – пили вино, отмечая великое событие… Так и быть, раз уж ты столь безбожно меня разбудил, введу тебя в курс дела: со вчерашнего вечера принимаю поздравления – меня пригласили работать в театр.
Это действительно была хорошая новость. Я невольно улыбнулся, порадовавшись за приятеля.
– Что ты говоришь! Поздравляю. А что за театр?
Он вновь сладко зевнул.
– Самый настоящий – драматический театр профессиональных актеров под шекспировским названием «Глобус». Меня пригласили на место ассистента режиссера; а теперь угадай, с каким конкретно режиссером я буду трудиться?
– Ну?..
Он пропел голосом фанфар.
– С Мишелем Круазье! Тем самым, что десять лет работал в Лозаннском драмтеатре, пятнадцать лет – в парижском «Одеоне», а вот теперь открыл свой собственный театр, где ставит всю мировую классику, начиная от Аристофана и Еврипида до Жана Кокто и Дюрренмата.
Я от души был рад за приятеля, на какое-то мгновенье начисто позабыв о причине своего звонка.
– Поздравляю и жму руку, Андрюха! А теперь давай, колись-хвались: как это тебя угораздило?
Андрей хохотнул.
– Повезло! Кстати, спасибо малышу Нико! Наверное, единственный раз за всю его непутевую жизнь парень сделал доброе дело – трудоустроил Андре Бессонна. Моя удача всецело связана со всем этим убийством: Мишель Круазье регулярно читает всю прессу, и в деле об убийстве трех волхвов его очень заинтересовала история русского режиссера, работавшего с «трудными» ребятами. Он обратился в реабилитационный центр, узнал у них мой номер телефона и позвонил вчера, на ночь глядя. Мы со Светиком тут же рванули за божоле. Вечер получился превосходным…
Что ни говори, а жизнь с ее неожиданными поворотами и вычурными зигзагами – чудесная штука. Второй раз по своей смерти юный грешник Николас Пертю заслужил похвалу – первым добрые слова о нем сказал кюре Дидье за однажды накормленную бездомную кошку, и вот Андрей адресовал ему благодарность за чудесную работу.
Что ни говори, а за Андрея я был искренне рад. Уж он и вправду был достоин лучшей доли! Я вновь повторил слова искреннего поздравления, после чего глубоко вздохнул, мысленно перекрестился и перешел к делу.
– Послушай, Андрей, прошу ответить мне на простой вопрос: ты, случайно, не знаешь, придумывал ли малыш Нико прозвище для психотерапевта Винсента Молю, и если да, то какое?
Словно вдруг почувствовав нечто недоброе, Андрей смолк, ответив после довольно продолжительной паузы.
– Черт! Вообще-то знаю, хотя с Винсентом мы общались крайне редко, так что я его практически не знаю… Помнится, однажды мы решили сделать перерыв во время репетиции и отправили Сида за круассанами в ближайшую кондитерскую. В тот день малыша Нико не было, а потому все было на редкость мило и мирно… Так вот, когда Сид вернулся, то, выгружая выпечку и смеясь, сказал нечто в духе: «По дороге встретил доктора Молю и едва не сказал ему с поклоном: здравствуйте, Мой Бог!»…
Как только прозвучали последние два слова, у меня сжалось сердце. Бог мой, доктор Молю мне никто, я не хуже Андрея толком его не знаю – тогда почему словно бы целый мир в миг потерял свои краски?..