Покахонтас

Смит пригласил Покахонтас плыть вместе с ними на «Дискавери», но она сказала, что будет приличнее, если она, когда прибудут англичане, будет стоять рядом с отцом. Смит согласился, что это разумно. А пригласил, чтобы показать ей, как велико его желание не расставаться с ней. Он мечтал, как было бы чудесно, если бы она была рядом с ним в этом коротком путешествии, потому что из-за ее перемещений между фортом и Веровокомоко у них оставалось очень мало времени, чтобы побыть вдвоем. С самого начала, на следующий день после пожара, он объяснил ей, что они могут подвергнуться суровому осуждению и в форте, и в Англии, если возникнет хоть малейшее подозрение, что между ними существуют близкие отношения. Он был простым человеком, а она — принцессой. Положение их опасно еще и потому, что и великий король не одобрит этого. А если он разгневается по-настоящему, то не станет больше мириться с присутствием англичан и уничтожит их одним ударом.

Покахонтас внимательно выслушала его и признала, что он прав, но все равно молила его:

— Дай мне забыть обо всем хотя бы на мгновение, пожалуйста!

Когда он вспоминал об их первой ночи, его решимость слабела. Он знал, что если это искушение повторилось бы даже тысячу раз, он поддался бы ему. Позже, встретившись уже не в такой спешке, они обнялись и поклялись соблюдать осторожность. И не только потому, что нельзя было выдавать себя. Но сами их чувства требовали полной тайны, их потребность друг в друге была слишком глубокой. Они знали, что должны встречаться украдкой, что встреч будет немного и они всегда будут опасными.

Смит обнаружил, что он с трудом владеет собой, когда присутствует на бесконечных встречах и переговорах. Видеть движение губ Покахонтас, колыхание ее груди, когда она двигалась, взлет бровей, когда обдумывала ответ колонистов на предложение паухэтанов, и при этом знать, что, возможно, еще несколько дней им не придется встретиться наедине. Ощущение было полно горечи и сладости, и иногда Смиту даже хотелось вскочить и выбежать из помещения. Никогда раньше он не переживал ничего подобного. Он чувствовал, что тщетно борется и слабеет в борьбе с неутихающим голодом по ее телу. Но и не только. Сама Покахонтас завораживала его. Такой женщины он никогда не встречал.

День, когда они отплыли из Кекоутана в Веровокомоко, выдался ветреный, шел сильный дождь, какой редко бывает в Англии. На их островах идут мелкие, словно пыль, дожди, на которые можно не обращать внимания. Будто Господь смягчился, когда направлял ветры через Атлантику. Этот же ливень был похож на потоки воды, ведрами выливаемой на землю. В Новом Свете климат более резкий, чем в Европе, подумал Смит. Снега выпадает больше, жара изнурительней, холод гораздо сильнее, а ветры вдвое порывистее. К полудню потоп прекратился, и над блестящими берегами встало солнце, большое и сверкающее. «Дискавери» бросил якорь в бухте, которую паухэтаны называли Поэтан. На берегу ждали двести лучших воинов Паухэтана, их яркие меха и перья сияли в ярком свете.

Смит и восемнадцать человек, отобранных для передового отряда, приготовились к высадке, а Ньюпорт оставался на борту под охраной двенадцати. Смит взял с собой подарки короля Якова — белую борзую, красные шерстяные одежды и шляпу с конусообразной тульей, какую носил и сам король Яков. Как только Смит и его люди ступили на берег, воины прокричали слова приветствия и высоко подняли вверх луки, размахивая ими. Воины быстро окружили колонистов и повели их вперед, монотонно напевая при переходе по мосткам, наведенным через зыбкие топи. Так они сопроводили их в поселок. Впереди, у жилища Паухэтана, ожидали еще пятьсот воинов с оружием в руках. Вдоль тропы, через каждые несколько футов, были расставлены большие блюда, на которых грудами лежал чудесный хлеб с хрустящей, поджаристой корочкой.

— Какая встреча! — обратился к своим людям Смит, когда они входили в дом. — Паухэтан не оставляет нам сомнений в его власти и богатстве. И он оказывает нам большие почести.