Покахонтас

Она подошла к Смиту и протянула руку за бусами. Их ладони соприкоснулись, взгляды встретились, задрожали пальцы и прервалось дыхание. Это продолжалось мгновенье, но Смит быстро взглянул на Паухэтана и сразу же понял, что король что-то почувствовал. «Кровь Господня, — подумал Смит, — если я не возьму себя в руки, я погублю все предприятие».

Он поспешно и пространно заговорил, расхваливая бусы и наблюдая за лицом Паухэтана. Выражение его лица было бесстрастно.

Когда Смит закончил, король сказал:

— Я высоко оцениваю эти бусы. Мне нравится мальчик, которого вы мне дали, и другие подарки доставили мне достаточно удовольствия. Я дам вам три сотни мешков кукурузы, но при том условии, что дальнейший обмен будет совершен за ваши мечи.

Смит испустил вздох облегчения, когда Ньюпорт, весьма довольный результатами обмена, выступил вперед и, через Покахонтас, обратился к королю:

— Я бы задал вам еще один вопрос, ваше величество.

Паухэтан наклонил голову.

— Мы бы хотели узнать, не слышали ли вы о группе наших людей, живших на юге от вашей страны, в месте, называемом Роанок. Лет тридцать назад они все исчезли.

Великий король не двинулся, не изменил выражения лица. Он сказал:

— Мы действительно слышали о ваших людях, которые жили на наших берегах много времени тому назад, но мы не знаем, что с ними случилось. Много, много чужих людей приходило сюда, но все они ушли.

Движением руки и кивком головы король отпустил колонистов. Ньюпорт повернулся и беспечно пошел прочь, в его улыбке сквозило торжество. Он добился всего, чего хотел, а вопрос с мечами можно будет уладить потом. Они отплывут со следующим приливом.

Смит же, полный опасений, идя к двери, посмотрел через плечо и увидел то, чего боялся: Паухэтан знаком приказал дочери остаться.

Великий вождь подождал, пока все чужеземцы покинут помещение, и дал понять, что хочет поговорить с дочерью с глазу на глаз. Воины и жены ушли в другой конец комнаты.

— Покахонтас, ты зашла слишком далеко, — сказал великий вождь, едва сдерживая ярость.

Покахонтас редко видела своего отца в таком гневе. Она знала, что бесполезно взывать к доводам разума или отрицать происшедшее. Она почтительно ждала.

— Я последовал твоему желанию и сохранил красноволосому жизнь, — продолжал Паухэтан. — Ты же вознаградила меня нарушением законов нашего народа, отдав себя — ты, дочь правителя — чужестранцу. Он сделает тебя своей при надлежащей церемонии? Нет, я вижу, что ты в это не веришь. И ты можешь уже носить его ребенка — уродливое чудище.

Покахонтас побледнела под словесным напором отца, но ничего не ответила.

— Ты забыла, что ты — любимое дитя верховного вождя, — сказал Паухэтан. — У тебя высокое положение, впереди тебя ждут большие обязанности. Ты ведешь себя хуже дочери рыбака. — Паухэтан хлопнул себя по колену, лицо его потемнело от гнева. — Что происходит с женщинами моей земли? Они ведут себя, как животные в лесу!

Покахонтас поняла, что неверность Сачи глубоко задела его, а теперь ее отношения с презренным тассентассом растравили рану. Отец никогда не говорил с ней так пренебрежительно. Женщины его империи были его сокровищем, его гордостью, и богатство народа измерялось их числом. Происходили сражения и после них окраинные земли необходимо было заселять женщинами, ибо это они обрабатывали землю, строили дома и рожали детей. Через женщин вожди добивались власти, и сами женщины становились вождями, Покахонтас поразило, что Паухэтан очернил ее пол, пусть даже в припадке негодования, потому что женщины пользовались в королевстве большим почетом. Отец действительно рассержен. Она протянула руку в примирительном жесте.

Паухэтан не обратил на него внимания.

— С меня довольно, Покахонтас. Ты должна стать женой Кокума, и чем скорее, тем лучше. А потом ты снова поедешь собирать дань.

На секунду Покахонтас подумала, что ее сердце перестало биться.

— Я не могу стать женой Кокума, — сказала она. — Кроме того, он ублажает мою сестру Мехту. Ему следует жениться на ней.

— Ты отказываешь мужчине, поэтому его нельзя обвинить в том, что он взял Мехту. И кто ты такая, чтобы так говорить, когда сама ложишься с одним из грязных? Нет, с меня достаточно. Оставь меня. Я должен посоветоваться со своими старейшинами.