В короткий срок, с помощью особого списка, который был тогдашней «горячей линией» по гимназиям и лицеям, была набрана труппа. Ведущие художники салона занялись декорациями, а музыку взял на себя известный композитор Рейнальдо Хан. Подмостками стали, разумеется, просторные апартаменты графа, где не было недостатка в изысканном реквизите.
Живые картины, зрителями которых стали лица высшего света, мира искусств и дипломатического корпуса, изображали сюжеты из древней истории, мифологии и литературы. Гимназисты очень удачно показывали Пана и Дафниса, Сатира и Гермафродита, Нарцисса, Аполлона и Гиацинта, а также ряд живописных сцен прошлого, например пир Нерона, гибель Антиноя и восточный обряд Элагабала. Иные сюжеты были навеяны лирикой Горация, прозой Петрония и более поздними рассказами из жизни дворов Генриха III и Людвига II. Актрисы и дамы света помогли создать образы Дианы Охотницы, Сафо, Паллады. Особо запомнился публике задрапированный розовым тюлем рождественский праздник, в ходе которого хор мальчиков-путти изображал «Торжество юности над смертью».
К сожалению, живые картины в доме графа Ферзена привлекли к себе недоброе внимание властей, которые нашли в них предлог для удара в политической игре против влиятельной монархической партии. Граф Ферзен был арестован по обвинению в безнравственности. Жёлтая печать подхватила и без того лживые детали судебного обвинения, украсив их подробностями с порнографического лотка и объявив любительские спектакли чёрными мессами.
Передовая культура встала на защиту молодого графа; особо отчётливы были голоса Альфреда Жарри и Марселя Пруста. Решающие слова произнёс поэт и журналист Жан Лоррен. Разбив домыслы прокуратуры и прессы, он обратил внимание публики на упадок классического образования и одобрил полезное дело живых картин, провозгласив их «розовыми мессами» вместо «чёрных».
Граф Ферзен был освобождён и оправдан. Как и всякий поэт, он был изгнан неблагодарным светом, вычеркнут со страниц «Альманаха Гота» и вынужден покинуть Париж и Францию. Однако вскоре благодаря повороту судьбы его дело получило чисто российский размах.
Одним из друзей и зрителей живых картин Ферзена был князь Г***, потомок лучшего русского рода. Вернувшись после описываемого скандала на родину, он привнёс в петербургские гостиные последнее парижское словцо, которое из‐за рассеянности и некоей однонаправленности князя стало «розовыми балетами».
Как известно, балетная сцена была капищем высшего петербургского света, и его лестницей были занимаемые в зрительном зале места, следом за государем. Поэтому третье место в стране после министра двора занимал директор императорских театров, в тот момент – князь В***. Князь В***, в крови которого текла старинная фронда, понимал рутину тогдашних искусства и жизни и был смелым новатором.
Князь носил треугольный монокль, пропагандировал ритмодвижение и хотел объединить на вечерах в своём особняке в центре Петербурга высший свет и богему. Несмотря на неизбежное фиаско своих планов, усиливавших подозрения двора, он был полон энергии, с которой воспринял пришедшую из Парижа идею русских балетов.
Нужно сказать, что помимо рассеянности князь Г*** слегка пришепётывал с особым гвардейским выговором, который в то время был признаком тона, а на французском языке слова «русский» и «розовый» немного похожи. Впрочем, живой дух новости и так пришёлся в один ряд с такими французскими словцами, как «русская рулетка» или «русский салат», т. е. икра, которую едят с блюда ложками.
В это время Дягилев, полагавший себя духовным потомком Петра Великого, начинал под опекой князя В*** своё предприятие, которое сплотило его друзей, художников и критиков «Мира искусства», выдающихся танцовщиков и актёров. Первые шаги грандиозной антрепризы, которая предусматривала оперные и балетные спектакли, художественные выставки и издание журнала, прошли в Петербурге. Но костюм, который Дягилев и князь В*** придумали и связали из носовых платков для солиста Нижинского, заставил вдовствующую царицу-мать запретить их спектакли на подмостках театра её имени. Вскоре царь, который угадал в князе В*** угрозу безраздельному господству примы-балерины на русской сцене, отправил его в отставку. Дягилев, его друзья и оставшаяся ему верной часть труппы должны были уехать за границу.
Собственная история «Русских балетов» известна. Эти слова, как и предвидел князь В***, покорили Париж и весь мир. Что до графа Ферзена, то много лет спустя он однажды принял гастролирующих танцовщиков этой труппы на своей вилле «Лизис». Всю жизнь он провёл на Капри, стал живым гением международной колонии этого острова и только изредка предпринимал короткие поездки в Китай и на Цейлон. Он проводил время в курительной комнате за одной из своих 300 драгоценных опийных трубок, на берегу залива, с которого в древности до Тиберия донеслась весть о кончине Великого Пана.
Памяти Сергея Хренова (1956–1995)