Показания поэтов

Знатоки считают, что фигуры наиболее роскошных и поэтому дошедших до нас карт догутенберговской эпохи изображают разные лица и вехи жизни дворов тех правителей, которые заказывали их художникам. Европа Возрождения и правда видна в этих картах, как двор, и будни, и праздники которого строились по высшему образцу жизни и представлений своего времени. Размах этой картины можно представить себе по уже упомянутым герцогам Милана, которые вели свой род от богини Венеры, то есть от троянца Энея и от Юлия Цезаря: при их дворе жили и Петрарка, уже признанный королём всех образованных людей и поэтов, и Филарете, который предлагал герцогу выстроить город-мироздание, и Леонардо Да Винчи. Раз это был образец, игры и потехи людей такого круга не могли быть неприлично пустыми и имели поучительный вид. Именно в Милане Петрарка задумал поэму «Триумфы». В этой поэме, отчасти навеянной «Божественной комедией» Данте, перед поэтом во сне проходит ряд триумфов – многолюдных пышных шествий, посвящённых возглавляющим их фигурам человеческой души – Любви, Целомудрию, Смерти, Славе, Вечности. Хотя «Триумфы» остались незавершёнными, красочная торжественность описаний Петрарки необыкновенно подействовала на воображение и на вкусы эпохи. Это выразилось и в искусстве, и в убранстве придворной и вообще городской жизни с её собраниями, парадами и праздниками, вплоть до игральных карт, которые тоже стали называть триумфами. В сегодняшнем «старшем аркане» Таро можно узнать некоторые «триумфы» времён Петрарки, включая четыре добродетели, небесные и земные силы. Англичане называют козыри триумфами, trumps. В общем, азарт карточной игры мог для виду или же вполне серьёзно объясняться богоугодными размышлениями о путях жизни и даже служить воспитанию. Можно вспомнить анекдот уже XVIII века про солдатский молитвенник, где служивый с помощью колоды карт излагает Символ Веры и Священное Писание. Впрочем, обучающие игры из карточек в ходу по сей день.

Если верить хроникам, то смелая мысль внести в благочестие некий азарт, а именно игру в кости, пришла в голову одному настоятелю из Камбре во Франции ещё при последних Каролингах, в X веке. Вибольд из Камбре подсчитал, что может выпасть при распространённой тогда игре с тремя костями, и, насчитав 56 соответствующих добродетелей, посоветовал монахам каждое утро выбирать, в чём сегодня упражняться, выбрасывая кости. Ведь на слова о сатанинском азарте можно ответить, что всякое рвение можно обратить к Богу. Например, существует предание, что карты, которые по имени художника называются Тароками Мантеньи, были задуманы во время затянувшихся в Мантуе с 1459 по 1460 год богословских дебатов тремя великими гуманистами: кардиналами Виссарионом и Николаем Кузанским и самим папой Пием II. Эти карты вполне могли быть игрой в беседе учёных, не раз обращавшихся к Данте и к Фоме Аквинскому и скучавших на родине считавшегося чародеем Виргилия, который будто бы выстроил город Неаполь на трёх яйцах, превратил дьявола в муху и загнал к себе в перстень: кстати, папа, под именем Эней Сильвий, написал книгу о чудесах поэта. На 50 картах изображён весь порядок, который теология приписывает Вселенной: её основы, космические принципы, свободные искусства, Аполлон и музы, занятия человека. Мифологические и аллегорические образы на картах Мантеньи (ему, во всяком случае, приписывают эти рисунки, хотя точное авторство остаётся спорным) оказали на художников, мыслителей и поэтов не меньшее влияние, чем «Триумфы» Петрарки. Вполне может быть, что из подобных рассуждений в игре могли выйти и другие карты, особенно разнообразные в Италии времён Возрождения и Просвещения. В этом смысле рекорд совершил в 1616 году венецианец Андреа Гизи, опубликовавший игру в «Лабиринт», который выкладывался из 1260 карт. Намного скромнее была флорентийская разновидность тарока – игра в минкьяти из 97 карт, среди 41 козыря которой были земные элементы и небесные созвездия. Во всяком случае, выработать правила любой игры всегда неизмеримо сложнее, чем связать её с картиной окружающего мира, и, скорее всего, по ним, а не по символике, лучше судить о её происхождении. Мы уже заметили, что традиционное число из 56 карт (в придворных картах современной колоды нет четырёх рыцарей) – как раз то самое, которое может выпасть при игре с тремя костями: подсчёты учёных за то, что этим можно объяснить количество мастей, придворных и числовых карт. В свою очередь, не менее распространённая в старину игра в две кости даёт 21 вариант – число козырных карт в тароке, без джокера – а сочетание игры в две или в три кости тоже напоминает, что колода тароков содержала в себе три игры: игру в козыри, игру с козырями и без козырей. Наконец, первые известные нам расчёты вероятностей игры, без которых было бы не придумать игры в карты, основываются на костях и принадлежат середине XIII века: это латинская поэма, приписываемая Овидию – знатоку услад и забав древнего мира.