Я не ошибусь, если скажу, что в застойные годы одним из самых уважаемых среди русской интеллигенции романов о Гражданской войне была, конечно, «Белая гвардия» Михаила Булгакова, его следующее по значимости произведение после «Мастера и Маргариты», к которому примыкают оказавшие не меньшее воздействие на читателей рассказы 20‐х годов. Один из рассказов, «Морфий», занимает странное место. С одной стороны, он примыкает к самому скромному и, так сказать, ученическому циклу рассказов писателя «Записки молодого врача» и представляет собой краткую «историю болезни» покончившего с собой уездного доктора. Вместе с тем указание на происходящую вокруг революцию, о которой не слишком упоминалось в «Записках…», и намеченная в рассказе психологическая драма ставят рассказ ближе к таким шедеврам короткой прозы Булгакова, как «Красная корона», на подступы создания «Белой гвардии». В этом романе существует линия, связанная с пациентом главного героя, доктора Турбина – наркоманом Русаковым, который представляет собой очень существенный для Булгакова образ героя заблудшего, блаженного,
идущего к прозрению (как Бездомный в «Мастере и Маргарите»). Хотя «Морфий» опубликован уже в конце 20‐х годов, после «Белой гвардии», он относится именно к начальному писательству Булгакова и в нём поневоле видишь один из черновиков к знаменитой книге. Зачем эти подробности? Самое интересное, что есть в этом рассказе, – тот факт, что «Морфий» представляет собой текст, который в сильно переделанном и сокращённом виде остался от первоначального намерения автора создать панораму смутного времени, которой в конечном итоге стала история интеллигентной семьи в «Белой гвардии». Здесь у Булгакова, когда он ещё не вступил в литературную жизнь советской столицы, были серьёзные личные основания: во время действия будущей «Белой гвардии», то есть в разгар Гражданской войны, он страдал и лечился от морфинизма. Во всяком случае, в отчаявшейся, разодранной личности героя «Морфия» можно отыскать больше точных автобиографических черт, чем во вполне идеализированном благородном докторе Турбине. Каким тогда мог быть роман, посвящённый главным событиям в русской жизни XX века, если бы его центральной фигурой не был литературный персонаж, а была переодетая персонажем исповедь автора? Вопрос риторический, потому что такого романа не могло быть – по крайней мере, в Советской России.Я хочу вернуться к тому успеху, который получил у русских читателей в 1990‐х годах, через полвека после своего выхода в свет за рубежом, «Роман с кокаином». Можно бы даже не говорить, что его заглавие было сенсационным для советской публики, однако более глубокая причина признания романа, конечно, другая, и она проще, чем оценка всех художественных особенностей книги. Это была исповедь, рассказанная от лица человека, который происходил из традиционного существа русской жизни, что не может изменить никакая перемена режимов, но в современных условиях ещё никогда не мог быть в литературе. В литературе социалистического реализма, даже если знать её очень поверхностно, можно заметить устойчивый тип отрицательного героя из образованных
, который сложился в ней на основе «Жизни Клима Самгина» Горького и выразился в многочисленных портретах контрреволюционеров, отщепенцев и изменников Родины (тут нечего и говорить, что многие из них употребляют наркотики). Образ героя, выстраданный в XIX веке работой Гоголя и Достоевского, в литературе орденоносцев послужил той человеческой травле, которая сопровождала почти что вековой культурный геноцид в России. Михаил Булгаков, который противостоял этому, оставаясь советским писателем, смог это сделать в литературе, только создавая интеллигентных героев, которые были такой же картиной, как и сказочные персонажи соцреалистов. Марк Леви, если это он опубликовал за границей «Роман с кокаином», заживо исчез в той советской жизни, которая прояснилась из наркотического кошмара его героя. Однако именно ценой раздвоенности, бессилия и порока этого героя, Вадима Масленникова, в жизни вокруг него можно разглядывать, отыскивая другие опоры, кроме наркотиков и ещё тех других наркотиков, которые заставляют жизнь идти бредом.<1998><Война: Фрагмент
>