Я тут хотел произнести нечто серьёзное, и, пожалуй, самая серьёзная вещь заключается в том, что я всё равно заранее знаю, по каким улицам и по каким вереницам комнат пойдёт дело, когда в уме пробуешь подобрать мысли и расставить слова. Я, пожалуй, в большей степени привязан к вещам, о которых мне напоминают слова, и никогда не перестану видеть в любом человеке, который слишком настаивает на этих словах, дурашку или проходимца. Ну, а что же касается этих вещей, я часто повторяю самому себе одно стихотворение. Сергей говорил, что тут можно будет прочесть, так я это и сделаю. Это было стихотворение Кавафи, я всё не могу забыть его английский перевод в книге Даррелла и поэтому решил переложить с английского на русский. Поэтому уж это, скорее, стихотворение Лоренса Даррелла. Но это, возможно, и стихотворение Геннадия Шмакова, который его уже так хорошо перевёл с греческого оригинала и которому тоже хочется воздать должное. А может быть, это и стихотворение Маргерит Юрсенар, которая его тоже переводила на французский в прозе. А это важно?
Я, скажешь, уеду в другую страну, я к другим берегам поедупоискать себе город получше, чем здесьвсё впустую оглядывать с прожитым сердцем.Сколько ему тут ещё стыть? Ведь куда ни пойди,всюду встретишь пережитые развалиныстольких лет, которые тут размотал и прожёг. —До другой страны ты не доедешь, до других берегов не добраться.Город потянется за тобой. В тех же улицах ты будешь путатьсяпо таким же кварталам, ты станешь седым в тех же стенах.Куда бы ты ни отправился, ты сойдёшь в том же городе.Нет ни корабля, ни дороги, чтобы тебя вывезти. Ничего не жди.Ты пустил свою жизнь на весь свет, размотав её в этом его закоулке.19 февраля 1998Поэт
Black Russian
В лесу, то есть в лесопарке, в котором тонуло, спускаясь по склону к берегу залива, наше родное местечко К***, – за большими воротами показывался домик, вызывавший у моего приятеля Жоржа поэтическое уподобление с японкой в пледе
– строение с причудливой крышей во мху, с просторной верандой и округлым, как лотос, проёмом балкона во втором этаже. По всей видимости, он имел в виду японскую проститутку из каталога с иллюстрациями Утамаро; девушки, изображённые в этом знаменитом старинном альбоме, действительно одеты в халаты из тканей, очень напоминающих шотландку – материю, которая всегда приводила нервное состояние Жоржа в приятное равновесие. С другой стороны, моё собственное романтическое впечатление по поводу этого памятника эпохи северного возрождения связано с одной женщиной с раскосыми прозрачными глазами на узком и слегка испитом лице. У неё на лбу был шрам. Про таких женщин иногда говорят, что они, как птица, хотя, на мой взгляд, между птицей и женщиной не может быть ничего общего. Всех этих сравнений и воспоминаний слишком много для маленького помещения бывшего детского сада, который мы однажды застали разрушенным и производящим тот аромат специфического эротизма, который имеет сгнившая от морского воздуха дача с приятной архитектурой времён прекрасной эпохи. Но этот душок нашего северного залива и наши разговоры о прекрасной Лапландии, на вершинах которой (меня не интересует, существуют ли там вершины) должны стоять строгие белые здания, сверкающие стеклами – они создавали передо мной картину такой, может быть, несколько замогильной утопии, которая представляет собой что-то вроде пансионата для выздоравливающих детей, и они каждое утро спускаются с этих вершин бродить и резвиться на поле между карликовыми берёзками, елями и другими цветами.
Место
Башня
Легенда о Великих прозрачных
Ивану Чечоту
Я никогда не забуду прилив восторга и гордости, который, в одно из самых первых посещений мной в детстве кладбища, вызвала у меня встреченная – среди стольких гнетущих или смехотворных надгробий – простая гранитная плита, на которой большими алыми буквами выбили прекрасный девиз: НИ ГОСПОДА, НИ ГОСПОДИНА.
Андре Бретон. «Аркан 17»<1>