Покажи мне дорогу в ад

Мне не хотелось обижать этих бедолаг, я объяснил им на своем чудовищном итальянском, что «ценю их предложение, но я и моя рагацца хотим побыть наедине». Они понимающе закивали и повторили как эхо «соли, соли»…

Один из них, впрочем, тут же предложил мне снять у его матери на несколько часов «прекрасную комнату в лучшем районе города, с видом на море и водяной кроватью», уверял, что «никто не будет мешать молодой паре», а если мы пожелаем, то он сейчас же отвезет нас туда на своем фиате, его брат и кузен сыграют нам на мандолинах сонату Скарлатти, а мать приготовит суп из полбы с морским ежом.

— Сто тысяч лир! Дешевле почасовую комнату с великолепным сервисом вы не найдете во всей Апулии.

И от полбы с морским ежом пришлось отказаться.

Прошли во внутренний двор замка.

Пусто. А я ожидал тут увидеть гигантский шлем, раздавивший беднягу Конрада или исполинские сапоги Альфонсо Доброго. Похоже аборигены не читали упомянутый Матильдой роман Уолпола. И правильно. Скучища. Действия нет, а диалоги — куртуазная лапша.

Несколько туристов слоняются туда сюда.

Одинокая пушка щерится дулом.

Каменные ядра валяются кучками тут и там.

Арки, арки, проходы, коридоры, лестница на крышу. Суровая военная архитектура. С испанским привкусом.

А потом… оказалось, что те, кого я принял за туристов — не люди, а фигуры из папье-маше в человеческий рост.

Странный мальчик в кепке. Сжал губки бантиком. Паж?

Маленькая девочка в зеленой шапочке в мячик играет. Мячик красный.

Рабочий в белой одежде тащит балку на плече.

Гувернантка в светлом фартуке несет на руках малыша в берете. У малыша — взрослое печальное лицо. Глаза закрыты.

Подросток схватил за руку девочку в оранжевой кофточке. Кажется, он хочет задрать ей юбку.

Поваренок в высокой шапке и длинном зеленом фартуке стоит столбом под вывеской.

— Ты не знаешь, что это за фигуры? Что-то в них не то, а что, я не понимаю. Каждый сам по себе, в своей вселенной. Они не видят друг друга. Они — слепые. Они есть, но их как бы и нет. Понимаешь, настоящее каждую секундочку становится прошлым. Ускользает, как его сачком ни лови. Все-все-все мгновенно отправляется в небытие… поэтому мы осознаем сам феномен жизни только как то, чего нет… Это превращает нас в меланхоликов. Будущее эфемерно. Настоящее ускользает, прошлое — сухая солома.

— Дурачок, философию развел… это фигуры с одной из картин Бальтюса. Забыла, как она называется. Они — реклама для выставки. Видишь надпись и стрелку? Пойдем туда, или по замку побродим? Сдается мне, смотреть тут особенно нечего. Одни камни да ядра.

— А как же привидения в подземелье? Манфред, дон Рикардо, Изабелла?

— Начитанный! Подождут.

— Погоди, а это что такое? Таких фигур у твоего Бальтюса нет.

В одной из ложных арок внутреннего двора стояли две как бы обнимающиеся человеческие фигуры, составленные из правильных цветных геометрических форм. Непропорционально большие головы их были похожи на перевязанные ниточками, вытянутые и заостренные яйца, тела составлены из треугольников, пирамид, конусов и цилиндров… бедра походили на вытянутые, слегка деформированные эллипсоиды.

— Ну, всезнайка, что это такое?

— Подумаешь, удивила! Это Гектор и Андромаха де Кирико. Немножко измененные. Такое представление человека мне гораздо ближе, чем недоношенный сюрреализм твоего Бальтюса. Манекены. Составленные из тривиальных форм. Вот, что мы такое. Кстати, а что они тут делают?

— Три года назад в замке была выставка де Кирико. Это то, что от нее осталось.

— Ты что, не первый раз гостишь в Отранто? С кем ты тут была?

— Ты действительно хочешь это знать?

Прошли в галерею, состоящую из нескольких залов. В самом большом из них был реконструирован перекресток старого Парижа. Эту сцену, так же как и внутренний двор замка, украшали фигуры из папье-маше.

Старая сгорбленная женщина в шляпке. С сумочкой и тростью.

Девочка в желтой кофточке и лиловой юбке. Левая ее рука — на подбородке. Глаза закрыты.

Маленький лысый мужчина, сидит на тротуаре и хмуро глядит невидящими глазами перед собой. Его босые ножки меньше, чем у ребенка.

Нагая девушка с еще не сформировавшимися грудками смотрится в зеркало.

Мужчина в сиреневой рубашке несет домой только что купленный багет.

Маменькина дочка баюкает голенькую куколку.

И тут мгновение остановилось, жизнь прервалась, между людьми образовалась невидимая глазу пропасть. И непонятно, поедет ли поезд мира дальше. Или мы уже на конечной станции. И объединяет эти одинокие фигуры только то, что их всех видит художник, последний зритель на затянувшемся спектакле.

Полотна Бальтюса были развешаны на обтянутых темно-лиловой материей щитах в других залах галереи.

Подошли к картине «Спящая обнаженная».

Обнаженная девочка в золотистых носочках дремлет на кушетке у раскрытого окна.

Руки сложены на животе, бедра слегка раскрыты.

Не только нагая девочка, но и все формы и краски этого полотна, их мягкий, щекочущий сетчатку тон, приятно шершавые поверхности, даже композиция и перспектива — все излучало эротическую энергию и красотх; чистую субстанцию радости.