Покажи мне свой мир (СИ)

— Ну и дурак, — буркнул обиженный моей резкостью омега.

— Прости. Я просто напуган. Я здесь всего второй день, понятия не имею, где я, а как только меня привели в комнату, этот бессовестный подонок Глэйд набросился на меня, как на кусок мяса, и теперь, чёрт возьми, я наверняка беременный. Как мне реагировать? Меня оторвали от привычной жизни, от моих родных, мне плохо здесь, а не там.

— Глэйд, значит… Ну что, он отличный альфа, ты просто не знаешь его.

— Я и не хочу его знать. Понятно? Я хочу домой!

— Знаешь, я не буду в это лезть. Мне тоже поначалу было тяжело. Я тоже боялся, тоже хотел вернуться домой, к папе. Кстати, а как папа?

Я судорожно сглотнул, не зная, как сказать Майку, что его папы вот уже два года как нет в живых. Я молчал, глядя в сторону.

— Бэлл. Как мой папа?

— Майки… Твой папа, понимаешь, он… он умер. Два года назад. Мне очень жаль…

Глаза моего друга наполнились слезами.

— Что ж… Он уже был старенький, я знаю… А я ведь хотел, Господи, я хотел как-нибудь увидеться с ним… Только я боялся, что он не поймёт меня, станет уговаривать остаться там… Я боялся, а теперь…

— Не плачь. Того, что есть, уже не изменишь. Он умер легко, если это хоть как-то тебя утешит. От сердца, во сне. Совсем не мучился.

Он молча покивал головой, как бы говоря, что сейчас успокоится. Мне стало совестно за то, что я явился к нему и горькой новостью нарушил его семейную идиллию. Хотя, с другой стороны, оставшись здесь добровольно, он виноват в какой-то степени в смерти отца — ведь тот с трудом пережил исчезновение сына. Я погладил друга по ссутуленной спине, зная, что в такой ситуации прикосновение поможет лучше, чем слова.

— Слушай, — Майки вытер слёзы и взглянул на меня, — давай я устрою тебе тут небольшую экскурсию? Всё равно тебе придётся задержаться здесь на некоторое время.

— Зачем это мне задерживаться?

— А если ты и правда носишь ребёнка Глэйда? Ты считаешь, что Дюк усыновит малыша с чешуёй и чёрными глазами? Я вот что-то не верю.

— Чертовщина. Ну, а вдруг пронесло?

— Вряд ли. Так что тебе придётся остаться здесь. А я вполне мог бы показать тут всё. Тебе всё равно надо как-то отвлечься от невесёлых мыслей, да и мне тоже.

— Хорошо, хорошо, это неплохая идея. Сходим. К тому же я соскучился по тебе. Да не просто соскучился, я-то думал, что никогда тебя не увижу!

Он улыбнулся мне. Я глотнул ароматный чай и закрыл глаза от удовольствия. Откуда у них это чудо? Я никогда не пробовал настоящего чая — только суррогат из растений, характерных для Америки. Вкус был дивный, совсем непривычный — чуть горький, чуть терпкий, ароматный.

— Райский напиток. Откуда он у вас?

— Выращиваем. У нас плантации.

— Да ты что? А Глэйд вот всякую дрянь ест, мне даже смотреть противно.

— Да, мутанты предпочитают есть пищу, приготовленную искусственно, из биомассы, какого-то сырья — я не вдавался в подробности — и эта штука совершенно не содержит в себе радиации. А под словом «мы» я подразумевал живущих здесь людей. Омег, то есть. Мы, как и ты, отказались есть эту белую гадость, и наши мужья разрешили нам разводить некоторые растения. Тут это, конечно, трудно, здесь нет ни нормальной земли, ни солнечного света, но землю нам добыли оттуда, сверху, а солнечный свет мы заменяем специальными лампами.

— Ты что, тут не один? Есть ещё омеги?

— Конечно, и все наши, из Шеридана. Нас тут около пятидесяти, самого разного возраста. Есть совсем старички, отцы тех мутантов, которые уже и сами имеют детей. Многих ты знаешь — тут Шерри, Джейк, Дэнни, Лэсли, Мэйс. Они все оказались тут в ближайшие десять лет. Есть ещё Альвин, Энди, Ник и Эммет. Они пропали, когда мы были маленькими, помнишь?

— Подожди, а зачем они здесь? Почему мутанты не могут жениться на своих омегах?

— К сожалению, омеги здесь почти не рождаются. Мой Арчи — первый омега, родившийся тут за двадцать лет. До него Мэган — он твой ровесник. Больше нет никого.

— Но почему?

— Никто не знает. У Первичных мутантов из Буффало тоже своих омег не было. А теперь там вообще никого нет. Наши около десяти лет назад зачистили город. Эта ветвь эволюции, а я бы сказал — деградации, уничтожена подчистую. Остался один единственный. Они зовут его Боб. Он что-то типа подопытной крысы. Наши учёные исследуют его, содержат в охраняемом помещении, кормят. Он достаточно молодой по нашим понятиям, но они долго не живут. Думаю, лет через пять-десять он умрёт.

— А сколько ему?

— Пятнадцать или шестнадцать. Для их вида это вполне взрослая особь.

— И что, на него можно посмотреть?