Покемоны и иконы

Обвинение указывает на то, что речь Соколова изобилует сквернословием и унизительными характеристиками религии в целом. Но, как нам пояснил в судебном заседании эксперт-религиовед, в целом вероучение оскорбить нельзя, даже если критиковать его и высказываться о нём негативно, используя ненормативную лексику. Допрошенные же свидетели не смогли внятно пояснить, в чем выразилось оскорбление их религиозных чувств. Ни в одном из видеороликов, которые были просмотрены в судебном заседании, мы не услышали явных или скрытых призывов к вражде в отношении верующих граждан, ни слова не было сказано и о том, что в отношении таких лиц должны или могут быть применены какие-либо насильственные действия, что и подтвердили допрошенные эксперты. Напомню, что лингвисты настаивают на обязательном наличии в словах призывов к насильственным действиям или ограничению прав. Психологи же говорят об обязательном наличии поведенческого компонента, связанного с формированием установок насильственного поведения. Ни того, ни другого в словах моего подзащитного ни мы, ни эксперты не услышали. Руслан никого не предлагал и не призывал уничтожить или ограничить в их правах, он не побуждал аудиторию к действиям насильственного характера или иного деструктивного, дискриминационного характера по отношению к кому-либо. Безусловно, он довольно язвительно отзывался об интеллектуальных способностях верующих, однако это связано с его полемикой относительно конкретных обсуждаемых им тем. Подобную язвительность достаточно часто допускают даже ведущие новостных программ центрального телевидения, не говоря уже об авторских программах и популярных ток-шоу.

Уголовное дело получило огромный общественный резонанс не только в России, но и за рубежом, о чем свидетельствует целый том, кажется, шестой, который полностью состоит из писем иностранных граждан в поддержку моего подзащитного. Все они, порой не разделяя с Соколовым его мировоззренческих взглядов, признают, что тема конфликта общества и религии вечная. Спор продолжается уже не одно тысячелетие. Человечество никогда в этом споре не поставит окончательную точку. Победителя или проигравшего в этом споре не будет. Именно поэтому множеством общественных организаций данное уголовное дело воспринимается как преследование за убеждения. Но я уверен, что проблема не столько в атеистических взглядах Руслана, сколько в том, какую форму их выражения он для себя избрал. Да, для многих выбранная форма по меньшей мере спорна, а для кого-то и вовсе неприемлема. Но значит ли это, что он виновен в инкриминируемых ему деяниях? По мнению части экспертов, этически неприемлемое – социально опасное. То есть глумление, издевательские выпады, нецензурные выражения, которые допускал мой подзащитный в своих высказываниях, выбранная им тональность повествования стали единственными доказательствами его вины, свидетельством его призывов к насилию, вражде и ненависти. Но разве можно судить человека только за плохой вкус и плохое воспитание?»

Прения закончились продолжительными репликами, что судья даже сделала замечание. Настало время для моего последнего слова. Уже после процесса, когда у меня появились время и возможность почитать то, что обо мне и о суде писали, я наткнулся на забавные строчки, автора которых не помню. Он как бы от моего лица написал: