ПОКЕР НА КОСТЯХ

   – Журналисты, все думаете, будто самые умные! Ни хрена подобного. Вы узнает только то, что вам скармливают. Падальщики вы, вот вы кто! – почти выкрикнул Зарудовский, брызги слюны, слава Богу, до меня не долетели. – Ученья! А как отстреливали особо умных офицеров после отсоединения Украины от Союза не хочешь узнать? Как вызывали нас и спрашивали, в случае чего будешь воевать против России? Не будешь? Пошел на хер из рядов. Это тебя не интересует?

   – Это, конечно, интересно, но…

   – Чего «но»? Я тебе не лошадь. Не нужно мне нокать! Не был я на тех учениях, слава Богу, не был. Я в то время проверял где заложены склады оружия, боеприпасов и снаряжения разного, на случай начала гражданской войны… А ты как думал? По всей Украине, и даже на территории России, сейчас это приграничный район. Я из России вернулся как раз после того, как наши уроды проголосовали за отделение. Понял?

   – Понял, – несколько разочаровано протянул я, – и, значит, об ученьях ничего не знаете?

   – А что я о них мог вообще знать? – Зарудовский сморщился, прижимая правую руку к груди, закашлялся.

   – Хотя бы, что за тема была у учений? – я уже понимал, что ничего он мне не скажет, что впустую я приперся сюда, но Зарудовский, откашлявшись и сплюнув на пол, стукнул ладонью по столу.

   – Зарудовский знает. Зарудовский такое знает, чего тебе и не снилось! Только вот хочет Зарудовский тебе об этом говорить? Он вообще хочет что-нибудь говорит? Пошли вы все на хер, суки, Зарудовский на всех вас насрать! Слышал?

   Я встал. Из всего выходило, что лучше мне уйти.

   – Сидеть, – взревел Зарудовский, – сидеть!

   Я автоматически подчинился. Было что-то во взгляде подполковника в отставке, заставившее меня подчиниться.

   Зарудовский вскочил с места, обернулся к видавшему виды буфету и, не переставая ругаться, выгреб из ящика пачку бумаг.

   – Вот смотри! – бумаги были брошены на стол, и мне еле удалось не дать им разлететься по комнате.

   – Что это?

   – Что это! – передразнил меня Зарудовский, – Это списки складов, которые я готовил, координаты баз, место расположения скрытых командных пунктов отрядов особого назначения. Смотри!

   Я осторожно перелистал бумаги. Это да, это крепко. Аккуратно, по областям, с указанием ориентиров и особенностей местного рельефа. Мне стало интересно, я поискал Город. Да.

   – Это что, возле Города все? – спросил я немного растерянно.

   – А ты как думал? Ты лесопарк знаешь хорошо?

   – Неплохо…

   – Видел бетонированные шахты? Недостроенные?

   Действительно, есть у нас в Лесопарке странные сооружения, в одно из которых я даже лазил. Квадрат десять на десять метров уходил под землю этажей на пять, вниз вела металлическая лестница, не скобы на стене, а добротная, сваренная из труб и прута. А в самом низу имелись рельсы узкоколейки, уходящие в полукруглый тоннель метра полтора в высоту.

   – Это тут, рядом, – я ткнул в сторону пальцем.

   – Рядом, – кивнул Зарудовский.

   – Мне говорили, что это очистные сооружения…

   – Очистные… Мозги очищать… Можешь верить, если хочешь.

   – А что там?

   – Сейчас там вода, большей частью. А должно было быть… Ученья ему подавай! – Зарудовский хрюкнул и извлек из кучи бумаг фотографию. – Смотри.

   Я посмотрел. Фотография как фотография. Группа из восьми человек, офицеры. Довольные лица. Все – не ниже майора. Один полковник. И один из майоров… Я присмотрелся:

   – Это вы?

   – Еще можно узнать? – подполковник успокоился немного, во всяком случае, перешел на нормальный тон. – Тебя на фотографии ничего больше не заинтересовало?

   Я чуть было не ляпнул, что на фотке меня вообще ничего не заинтересовало, но потом я обратил внимание на то, что некоторые из фигур были зачеркнуты. Не ручкой или карандашом, а чем-то твердым были прочерчены короткие полоски. Крест на крест, прямо по лицам.

   – А это что?

   – Кресты? – усмехнулся Зарудовский. – А это те, кто уже того, преставился. Царство им небесное.

   Я еще раз посмотрел на снимок – пятеро были вычеркнуты. Выходило, что в живых оставались только трое: Зарудовский, полковник в центре фотографии и подполковник справа от него. Однако, смертность какая-то неестественная.

   – А от чего они… умерли?

   – Много знали, – зло ощерился Заврудовский.

   Я вздрогнул. Сразу поверил и оттого стало зябко и неуютно:

   – Как?

   – Просто. Вот этот, – палец ткнулся в фотографию, – застрелился в конце августа девяносто первого. Этот – точно сам. Закрылся у себя в кабинете и засунул себе в рот ствол пистолета. Мы вошли, а вся стена забрызгана мозгами и кровью. Тут все чисто, а вот с этим, Дмитрием Корнеевым, немного хуже. Утонул следующим летом в Крыму.

   Зарудовский говорил спокойно, не напрягаясь, без эмоций. Или почти без эмоций. Утонул. А следующий, оказалось, погиб в автокатастрофе. А еще один уснул и не проснулся, сердечный приступ. А еще двое, один за другим, покончили жизнь самоубийством, один в Одессе выпрыгнул из окна своей квартиры, а второй в Ростове-на-Дону открыл на кухне газ.

   К девяносто шестому году в живых осталось, по словам Зарудовского, четверо.

   – Трое, – поправил я, нет отводя взгляда от снимка, – было восемь, пятеро погибло.

   – Было девять, ты не посчитал фотографа.

   – Тоже военный?