ПОКЕР НА КОСТЯХ

   Когда меня кто-то спросил, как это удается сохранить вдохновение при написании целого романа, я, с наглостью человека, написавшего единственный роман, произнес вслух фразу, которая неожиданно оказалась очень точной. Опять таки, для меня.

   Маленький рассказ пишется на одном дыхании. Ты словно накапливаешь-накапливаешь возбуждение, а потом разом выплескиваешь его. И вовсе не потому, что так решил. Ты просто не в силах его сдерживать в себе.

   Это как оргазм, сказал я. А роман… Трудно ловить кайф от того, что заполняешь шестьсот страниц текстом, который тебе лично не нужен, потому, что ты и так очень хорошо знаешь, что там происходит в твоем произведении и в какую сторону вильнет самый непредсказуемый сюжет.

   Вначале ты все переживаешь внутри себя, а потом остается только механическая работа. И снова я себе соврал. Опять–таки, иногда и мне удается получить удовольствие от процесса работы а не придумывания…

   Черт его знает, как оно происходит. Одно я знаю точно – я очень увлекающийся человек и могу увлечься внутренним монологом вместо того, чтобы просто довести мысль до конца.

   Ученные работаю головой, чтобы нечто родилось. Как религиозные фанатики они признают половой акт, только как средство зачатия ребенка. А мы делаем это ради удовольствия. Своего рода извращенцы.

   Кстати, именно это сейчас сообщила нам Катерина.

   Все смеялись. Я, на всякий случай, тоже. Шутку я пропустил, но не переспрашивать же ее, в самом деле.

   Капитан нашей команды печален. Он, во-первых, единственный из всех нас, кто действительно серьезно относится к печальной необходимости сочинять вопросы для проведения высшей лиги Города. Во-вторых, он недоволен дисциплиной в команде. Не явились Крыж и Пелипейченко.

   Крыж, как всегда, занят работой и репетиторством. С Пелипейченко сложнее. Он, как честный человек, позвонил и предупредил, что его в офисе задержала неожиданная работа. Его часто задерживает неожиданная работа.

   Как в свое время говорилось о незабвенном Фоксе в незабвенном фильме, доведут его бабы до цугундера. Пелипейченко не мог принципиально пропустить мимо себя женщину. А женщины, принципиально, не могли отказать Пелипейченко.

   – У нас только шесть вопросов, – грустно констатировал Кулинич. – Шесть.

   – Ни фига себе! – обрадовались мы, – Целых шесть!

   – Нам нельзя много думать, – сообщил Ходотов, – у нас еще со вчерашнего голова болит. Мы с понедельника отмечали на заводе день рождения моей тещи…

   – Все люди как люди, – взял на себя дежурную фразу я, – а у этого извращенца нет жены, но имеется теща.

   – Да, у меня лучшая теща в мире.

   – А когда будет жена? Вон, даже Кулинич уже женился. И Крыж…

   Ответить Ходотов не успел, подал голос телефон. Эти проклятые длиннохвостые чудовища имеют привычку подавать голос в самый неподходящий момент. Трубку, по праву хозяина дома, взял Кулинич. Вежливо ответил на приветствие, посмотрел на меня и протянул трубку:

   – Тебя.

   – Алиска? – спросил я.

   – Мужчина.

   – Да?

   – Саша? Я совсем забыл тебе сказать… – это был голос Ковальчука.

   Я вздрогнул и покосился на ребят, которые в этот момент что-то принялись обсуждать.

   – Откуда у тебя этот телефон? – спросил я.

   – А ты мне его разве не давал?

   – Нет.

   – Странно. А у меня в блокноте записан, – Паша говорил спокойно, ему нечего было волноваться.

   Вот мне…

   – Что ты хотел мне сказать?

   – Поосторожнее тем.

   – Что?

   – Поосторожнее там, на всякий случай.

   – На какой случай? – я повысил голос.

   – На всякий.

   – Это все, что ты хотел мне сказать?

   – Все. Еще только одно – если что-нибудь просто почувствуешь, только почувствуешь… Немедленно звони. Либо мне, либо по одному из тех телефонов, что тебе давали раньше.

   – Я уже чувствую. Меня тошнит прямо сейчас. До свидания. – я не сказал «прощай» только потому, что ненавижу мелодраму не только в кино и в жизни.

   – Пока! – сказал Паша.

   Двусмысленный все-таки русский язык. «Пока!». Это значит, до свидания, или это значит, что меня оставляют в покое только на время. Пока.

   Я положил телефонную трубку. Провел рукой по лицу. Оглянулся. В комнате было тихо, все смотрели на меня.

   – Что? – поинтересовался я.

   – Проблемы? – спросил Кулинич.

   – Нет. Это еще не проблемы.

   – Что-то случилось? – теперь уже спросил Ходотов.

   – Ничего пока не случилось, я вам уже говорил, что нашел работу?

   – Серьезно? Ну, слава Богу! – сказала Катерина. – А то я уже совсем отчаялась.

   – Где? Кем? Сколько платят?

   – Не поверите, позвонили домой и назначили свидание в гостинице. Такса – сто баксов в час, – я даже выдавил из себя улыбку.

   – Н-да, – протянул Брукман.

   – Я бы тебе больше десятки за ночь не дал, – заметил Ходотов.

   – Нашлись добрые люди, оценили, – парировал я.

   – И этот еще из лучших! – жалобно протянула Катерина.

   – Я же говорил, что вы не поверите!

   – Это была пожилая дама?

   – Нет, – перебил Катерину Ходотов, – это был пожилой мужчина.

   – Не так чтобы и пожилой… – честно признался я, – лет сорока тот, что вечером, и мой ровесник тот что утром.

   – Число твоих клиентов растет, противный! – с отвратительным «голубым» акцентом восхитился Брукман.

   – Я начинаю ревновать, – подержал Ходотов.

   – Алиса знает? – сочувственно спросила Катерина.