Покер пятого курса

Аспиранты решили продолжать игру и положили в банк десять рублей, столько же, сколько и я. Опять же предложение вскрыться. Я задумался. То, что я выиграю, я в этом уже не сомневался. То, что у них есть деньги, а я видел, и они будут лезть дальше – в этом я тоже не сомневался. Но я был уверен, что после абсолютного проигрыша они уже никогда не придут, и у нас уже не будет такого интереса, как сегодня. А с длинными руками Манюни, острым глазом Мурчика и незатейливостью Шуры мы сможем выиграть у них и то, что сегодня осталось не проигранным, и плюс то, что принесут с собой в следующий раз.

В тот момент я их не пожалел, нет. Это был меркантильный интерес, и я согласился на вскрытие карт.

Как и ожидалось, у них был «стрит» даже от туза, а у меня скромный «колор» в черве. Оглушительный крик наших болельщиков взорвал тишину аспирантского отсека общежития. Ликующие студенты так и не заметили самое интересное, произошедшее под столом, но были страшно рады победе, которая, как и добыча, были общими.

На этом глава 6 окончена. Завязка начинает завязываться в тугой узел. Наступает понимание глубины и неотвратимости трагизма и комизма описываемых событий.

7. Сговор

К тому времени, когда мы прожили целую неделю в Харькове, наше отношение к городу окончательно изменилось к лучшему. Морозы немного спали, градусов до десяти, и мы с удовольствием шатались по центру. Разобрались и приняли красоту гранитных цоколей массивных сталинских построек; разновысотных, забавно соединяющихся между собой, кубиков начала века в глубине главной площади; почувствовали и разделили любовь местных жителей к их главной улице Сумской – харьковской Дерибасовской, круто соединяющей верхнюю и нижнюю части центра города.

Именно там, поднявшись вверх по правой стороне Сумской, пройдя мимо скверика напротив театра, в большом доме, который, казалось, заблудился и отстал от братьев-близнецов с Кутузовского проспекта Москвы, за огромными витринами было то место, которое мы старались посещать каждый день.

Бывало, утром проснешься в общежитии ХИРЭ под тонким полушерстяным одеялом поверх застиранной простыни, в комнате холодно, от кафельного пола тянет, за окнами сереет промозглый новый день, впереди холодная вода в умывальнике, дорога с бесконечными пересадками в научный институт, где так и не возникло взаимопонимание. Лежишь и думаешь, что же сегодня порадует? Ну, хоть что-то будет хорошее? И тут перед глазами возникает тот самый светлый дом, куда мы сегодня обязательно все пойдем. Чувствуешь его обволакивающее тепло и доброжелательный уют. Реально осязаешь, как прикладываешь усилие и тянешь на себя массивную дверь за отполированную до блеска ручку с бронзовыми шишечками на концах, и как, поддавшись, она пропускает тебя внутрь.

Там приветливо светит неяркий, рассеяний свет от множества бронзовых, строго чередующихся, круглых и восьмигранных люстр, подвешенных на цепях к высоченному потолку. На одних люстрах плафоны направлены вниз, освещая яркими островками света пол и мебель, на других вверх, рисуя на потолке тусклые световые разводы.

И запах. Этот особенный запах, присущий только этому месту, неповторимый жизнеутверждающий запах, который перепутать с другим, а тем более забыть, невозможно. В конце двадцатого века, ещё до перестройки, приехав в командировку в Харьков, я нашёл этот дом и долго стоял возле него, не решаясь войти. Через большие окна рассматривал всё те же бронзовые, но сильно потемневшие люстры, мягкий свет которых падал на асфальт и освещал скучный потрескавшийся тротуар. Завораживала всё та же высоченная двустворчатая дверь, с теми же бронзовыми шишечками на ручке. Решившись войти, я придержал дверь и пропустил выходящих на улицу довольных и разгоряченных мужчин. Меня обдало плотное облако тёплого вкусного воздуха. Мои ноги чуть не подкосились от забытого и так желанного аромата запаха этого дома. Какую радость я испытал! Вместе с этим запахам нахлынула волна воспоминаний, возникли забытые ощущения, запахло повеяло молодостью и беззаботным студенчеством.

На волне ностальгического счастья я уверенно вошёл в этот дом, чтобы ещё и ещё раз испытать блаженство.

Намного позже, в двадцать первом веке, на стыке первого и второго десятилетий, приехав в Харьков, я этот дом так и не нашёл или не узнал. Я специально пришёл к этому месту. Внимательно рассматривал улицу, фасад дома, но так и не заметил ни одной двери – входа не было. Мимолётно показалось, что я почувствовал знакомый неповторимый запах. Ошибся. Ложное обоняние – стены не пахнут. Не узнал. Или дома перепутал.