Покер пятого курса

Жизнь вроде как наладилась, но тут пришел комендант с новым распоряжением – вынести из комнаты буфеты в коридор, поставить ещё кровати и заселить к нам заочников, как он сказал, на пару-тройку дней. На это требование мы уже вместе с аспирантами солидарно возмутились. Им жалко добро в буфетах, которое, как оказалось, мы охраняли, а нам, плотно упакованным шпротам в банке, категорически было тесно самим по себе. А тут ещё кого-то подселяют. Аспиранты тычут пальцем в небо – это значит «напишем в партком». Мы активно киваем и поддакиваем. А затем, с покорностью людей, знающих точно, что для нас этот дурдом закончится через несколько недель раз и навсегда, бурча и возмущаясь, помогали аспирантам выталкивать в коридор их фанерных уродов. Вечером мы недовольно наблюдали, как студенты-заочники затаскивали для себя кровати.

На следующий день после похода в «Харків’янку» мы вернулись в общежитие. Довольные, сытые и чём-то, даже, снисходительные. И что мы видим? Новые жильцы, заочники из Полтавской области, уже обжились: кто спал, кто читал, а кто и, разложившись по-хозяйски за нашим столом, что-то усердно переписывал.

Вечером, как обычно, играли. Заочники, или как мы их между собой окрестили, селяне, лёжа на своих кроватях, смотрели на городских ребят, азартно играющих в диковинную игру. Потом и они, заинтригованные нашими шумными эмоциями, подсели. Не все, конечно. Только двое. Мы их приняли, научили и без всяких шулерских приёмчиков, в порядке оказания шефской помощи, обыграли рубля на два-три.

На следующий день, вернувшись в общагу, мы обнаружили, что с подоконника пропала наша колода. Она была уже порядочно заиграна и замусолена, взлохмаченная, легко сдавалась, не липла, а некоторые неизбежные заломы, потёртости и припачканности рубашек красноречиво подсказывали значение карт. Решили, что аспиранты сделали очередную мелкую пакость, на том, казалось, надо было и успокоиться, но тут один из заочников засобирался в гастроном. Одевшись и накрутив на ладонь авоську, он спросил:

– Кому купить чего?

– Зайди-ка, дружище, в галантерейный напротив, – сказал Шура, протягивая рубль, – и купи колоду карт на 54 листа, там они есть.

Селянин вернулся поздно, играть уже не хотелось. Посмотрев в красном уголке по телевизору программу «Время», рано улеглись спать. Кино не показывали, а смотреть концерт эстонских фольклорных ансамблей в наши планы никогда не входило.

Вечером следующего дня, рассевшись по своим местам за столом, мы приступили к игре новой колодой с нашими свежеиспечёнными соседями селянами-заочниками.

Игра проходила, скажем так, вяловато. Селяне осторожничали и при первых же признаках опасности уходили в пас. Мы же могли благодаря действующей системе подстольного картообмена собрать любую комбинацию, но при такой игре это было лишено смысла. Играя, мы попивали чаек с печеньем, сухим и нежирным, чтобы не портить новые карты, по ходу игры обсуждая проблемы по практике и варианты досрочного её окончания.

И тут упал стакан. Были такие стаканы – небьющиеся, из закалённого стекла. Когда бьётся обычный, тонкий или гранёный, процесс разрушения короткий и звонкий. Примерно так – дзинь и тишина. А тут небьющийся. Такие стаканы, и в самом деле, падая на пол, не бились. Конечно, если пол деревянный или линолеумный. В нашей комнате-бытовке пол был кафельный, и упавший небьющийся стакан, оглушив грохотом разорвавшейся гранаты, разлетелся на мельчайшие острые осколки. Игру прервали. Пошли за совком и веником, перетрусили вещи и обувь, вымели стекло, осколков миллион, мельчайших и на полу, и на постелях. Затем влажной тряпкой протерли пол, а тряпку выбросили… в угол.

Минут через сорок, без всякого энтузиазма, нехотя, вернулись за стол. Сдали карты. Продолжая обсуждать парадокс разбития неразбивающихся стаканов, я механически приоткрыл полученные карты, взглянул на них, быстро сложил и оставил лежать на столе перед собой. Это был сигнал – у меня что-то есть, и я могу играть. Там были три туза и ещё что-то. А что такое три туза? Во-первых, это «тройка» – комбинация слабая, но бывает, что и выигрывает; во-вторых, если добавить ещё одного туза или джокер – «каре», а это практически победа; в-третьих, если добавить к «каре» ещё один джокер – будет «покер», тем более в тузах – победа абсолютная. И, хочется напомнить, что таинственное перемещение карт по-прежнему в наших надёжных руках.

Один из заочников ушёл в пас, второй так же, как и я, сложил карты перед собой на столе и из игры не вышел. Шура и Манюня остались создавать видимость участия, чтобы после трех обменов уйти в пас. Это такая тактика.

Сделали три положенных круга. Шура и Манюня меняли по одной карте, я менял по две, но ни туз, ни джокер так и не пришли. Студент-заочник-селянин не поменял ни одной. Он к ним ни разу больше не прикоснулся – карты, ровненько сложенные аккуратной стопочкой, лежали перед ним. Активисты группы поддержки всем своим видом показывают, что не знают, что у него там. Не заметили, не успели, и подсмотреть нет никакой возможности.