Покер с Аятоллой. Записки консула в Иране

На крыше, я здесь один. В двери стреляют!!!

Это я видел и сам. Иранцы из пистолетов сажали пулю за пулей в замок защитной решетки

служебного помещения. Пытались выбить личинку.

Я подбежал к стрелявшим.

Кто такие?! Где старший?! Представьтесь! — орал я первое, что приходило на ум.

Иранцы прекратили стрельбу: непонятно, кто я такой? Судя по куртке, свой, но своих они знали в

лицо. Возникла пауза. Краем глаза я успел разглядеть: решетку им не осилить. В замке сидело

столько свинца, что его заклинило намертво.

В это время из переулка со стороны городского базара возник нарастающий гул. К нам

приближалась новая группа афганцев. Возобновился погром.

Юрка, — кричал я в который раз, — ты сжег?!

И наконец услышал:

Сжег, сжег!!!

И тут у меня защемило сердце. Я вспомнил, что в небольшом отделении сейфа, где документы на

папиросной бумаге, которые жечь в первую очередь, хранился толстый конверт с долларами за

все пять лет командировки.

Юрка, — заорал я в отчаянии, — доллары!!!

Отложил, — ответил мне Юрка бодрым голосом.

Вторая волна погрома продолжалась недолго, около

двадцати минут. После чего со стороны базара стукнули короткие автоматные очереди. Это

подоспевшие на выручку пасдары стреляли в толпу. Афганцы бросились в сторону Чахар-баге

паин. Здесь их встречали иранцы — жители соседних улиц, и били.

Когда всё завершилось, мы стали тушить пожар. Одновременно я дал команду немедленно

ликвидировать внешние признаки нападения, чтоб не позволить противнику эксплуатировать

тему разгрома в антисоветских целях. Говоря обычным языком, приказал взять метлы и убрать

улицу перед нашим фасадом от битых стекол, обломков консульского имущества и снова поднять

над зданием сорванный государственный флаг.

Рота КСИР окружила генконсульство. Снаружи у разбитых ворот и дверей выставили посты.

Командир сообщил мне, что охрану они берут на себя.

Как думаешь, наградят? — спросил Юрка, шмыгая носом, измазанным сажей. Юрка был тогда еще

молодой.

Я посмотрел вокруг: три почерневших от копоти здания, взорванные автомашины, переломанная, выброшенная из окон казенная мебель, какое-то личное барахло. Прикинул всё это на вес и

ответил:

Скажешь спасибо, если не выпишут пиздюлей.

Через день из Тегерана прибыла проверочная комиссия.

Ее возглавлял дипломат старой закалки, второе лицо в посольстве.

Ну, — сказал он, c любопытством оглядываясь по сторонам, — показывайте, чего вы тут по пьяни

наворотили 110.

КАК ЭТО БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ - 2

27 декабря — день нашего вторжения в Афганистан. В Иране он отмечался массовыми

антисоветскими демонстрациями. В Исфагане в них принимали участие десятки тысяч афганцев.

Мероприятия проходили под контролем местных властей. Муллы вели толпу по улицам города, жгли чучела советских солдат и обязательно государственный флаг. Потом устраивали намаз на

центральной площади, которая до революции называлась Шахской, а после — «Мейдане эмам».

Площадь расположена в непосредственной близости от генконсульства. Их разделяет исфаганский

базар — крытая территория, около сотни гектаров земли, маленький город, со своими улочками и

переулками. Одна из таких улочек выходит прямо к нашим воротам. В дни намаза базар всегда

пустовал.

Горожане-иранцы к этой дате относились индифферентно. Афганцев они не любили, считали

народом третьего сорта, промышляющим наркотиками и воровством.

27-го мы всегда принимали дополнительные меры защиты в доступных для нас пределах.

Накануне я обращался в генерал-губернаторство с нотой об обеспечении безопасности.

Встречался с Карбасчи или его замом по политическим вопросам. Оба были вполне вменяемыми

людьми. Я говорил, что у нас есть данные о готовящихся провокациях, хотя никаких данных не

было. Мне отвечали, что демонстрация — законное право бездомных афганцев, изгнанных из

своей страны агрессором, но заверяли, что эксцессов при этом никто не допустит. Тем не менее

27-го выход в город нашим сотрудникам был запрещен, все находились внутри помещений, на

крыше генконсульства выставлялся наблюдательный пост.

Толпа на площади вопила «Смерть СССР!» с такой силой, что слышно было за много кварталов. Но

близко к нам ее не подпускали. Все подходы к генконсульству охраняли усиленные полицейские

патрули. Так было из года в год.

В то утро дежурный доложил: демонстрация миновала Чахар-баге паин, после этого час орала на

площади, а потом разошлась. На улицах никого больше нет. Он спросил, что делать дальше? Я

приказал вести наблюдение еще тридцать минут, потом, если всё будет тихо, дать отбой. Сам

оставался у телефона, чтобы дождаться звонков с метзавода и ТЭС и доложить обстановку в

посольство.

Повторяю, это был совершенно обычный день. Ничего примечательного, пожалуй, кроме того, что

27-е выпало на выходной.

Подобные мероприятия случались постоянно. К массовым шествиям и воплям «Марг бар

шурави!»111 мы привыкли, как холостяк к яичнице, и если всякий раз по этому поводу забирались

бы под матрац, то там оставались бы не вылезая. Что могли с точки зрения безопасности делали, но могли, конечно, немного. За год до этого из Москвы нам прислали каски, резиновые дубинки с