Покер с Аятоллой. Записки консула в Иране

Мы навернулись с высоты 10 000 м прямиком в Каспий! И каким-то чудом остались живы! Я не стал немедленно надувать жилет (не дурак же), а сначала вылез из самолета в водное пространство, где в феврале при +4 по Цельсию через пару минут яйца начинают звенеть как колокольчики. Дергаю за веревочку от насоса, а он, собака, не дует. Тогда беру в рот черную пипочку клапана, делаю «ф-у-у-у!» и надуваю половину жилета. Потом беру в рот вторую пипочку, делаю «ф-у-у-у!» и надуваю другую. Кругом ночь, и я дергаю за веревочку лампочки! Не горит, тварь! Тогда вынимаю из кармашка свисточек и посреди бушующей

стихии, напыжившись, что есть мочи делаю: «Тр-р-р-р-р-р- р-р-р-р-р-р-р!»

То, что произошло со мной дальше, назвать смехом нельзя! Я начал рыдать. Рядом, держась за живот, стонал Филипп. По лицу у него катились слезы. Через минуту трясся и ржал весь самолет. Заснуть до Москвы мне так и не дали.

День в Москве, как секунда, вечером в обратный путь. Снова без сна. Только урывками. Слишком дорого время.

Утром прилетели в Баку и сразу на пароход. Груз — уже на борту, капитан — на мостике. Капитан — Джабир Мамедов, пароход — «Гурьев». Они примерно ровесники, на двоих им в сумме около 140 лет.

И про того и про другого ходили легенды. «Гурьев» построили еще до Второй мировой войны, тогда он больше напоминал прогулочный катер. После войны его усовершенствовали: разрезали пополам и слегка удлинили. Говорить о его надежности, в частности о плавучести, избегали. Тем не менее это было единственное пассажирское судно, курсировавшее в течение долгих лет между иранским и советским берегами.

Джабир Мамедов был морским волком. По Каспию ходил с детства, проделал путь от юнги до начальника Бакинского порта, а когда подошел возраст, напоследок получил под команду единственное в то время пассажирское судно, ходившее в «загранку».

Седой капитан в белоснежной рубашке с галстуком, в отутюженном кителе и фуражке с вышитым «крабом» встретил нас радушно.

— Вечером жду у себя, — сказал капитан. — А сейчас прошу извинить. Начинается шторм. Выходим в море!

«Ай молодец! — подумал я. — Настоящий волк!» По молодости лет мне и в голову не приходило задаться вопросом, зачем нам на этой лоханке выходить в открытое море в штормовую погоду?

Действительно, небо затянуло серыми тучами, поднимался порывистый ветер. Отдали швартовые. «Гурьев» отошел от причала. Берег стал удаляться. Отойдя от него на расстояние нескольких сот метров, пароходик замедлил ход и остановился, раздался звук опускавшейся якорной цепи.

Чего это мы? — спросил я у пробегавшего мимо матроса.

Шторм пережидаем, — ответил тот.

Двое суток среди здоровенных волн и проливного дождя болтался «Гурьев» на рейде вокруг якоря. Вблизи, на расстоянии вытянутой руки, поднимался и падал недосягаемый Баку. Зелено-желтые пассажиры — несколько иранских семей — не вылезали из гальюнов. Мы с Филиппом пили в кают-компании лимонную водку, которой угощал нас добродушный капитан, и слушали его морские рассказы. На третий день, когда шторм утих и мы продолжили путь, я спросил старпома (к этому времени я всех уже знал), чего нам не сиделось в порту.

Понимаешь, земляк, — сказал старпом, — когда сидишь в порту — командировочные «ёк»! А если успел выйти в море до начала шторма, командировочные «чик-чик, чик-чик».

А какие у вас командировочные? — спросил я.

2 руб. 47 коп. в сутки, — сказал старпом. — В валюте!

На следующий день мы пришли в Энзели. Отдых закончился. Начиналась работа.

ПРЕЗИДЕНТ И МАСОНЫ

К началу 1985 г. термин «группировка Хомейни» во многом утратил свое прежнее значение из-за откровенной конфронтации между входившими в нее крупными религиозно-политическими деятелями. Они были едины при достижении главной цели — установления абсолютной диктатуры шиитского духовенства в Иране, утверждения самого Хомейни и его ближайших последователей на ключевых позициях в создаваемом государственном аппарате. После захвата власти в их действиях наметилась тенденция к укреплению единоличных политических и экономических позиций и нейтрализации попыток своих бывших единомышленников добиться превосходства. Эти тенденции усилились и переросли в откровенную конфронтацию в связи с заметным падением авторитета имама и его постепенным отходом от практического руководства страной из-за ухудшающегося состояния здоровья.

Центральными фигурами междоусобной борьбы стали председатель меджлисаХашеми-Рафсанджани и президент страны Хаменеи.

Секретно Экз. № 1

... Хашеми-Рафсанджани пользуется поддержкой клана Хомейни, куда входят: сын имама Ахмад, министр КСИР Рафигдуст, командующий вооруженными силами КСИР Резаи, министр информации ходжат оль- эслам Рейшахри, министр внутренних дел ходжат оль-эслам Мохташами, генеральный прокурор страны ходжат оль-эслам Хоэниха и ряд других крупных религиозно-политических деятелей, занимающих высокие государственные посты. Группировка поддерживает связи с аятоллой Монтазери и прочит его на место Хомейни.