Похищение

Я дохожу до двери и оборачиваюсь. Сетка на двери разрезает Эрика на мозаику, делает из него раздробленного Шалтая-Болтая, который уже и не помнит, кем был до падения со стены.

– Знаешь, ты прав, – говорю я. – Ты ее и впрямь не заслуживаешь.

Уже в машине я беру мобильный. Я собираюсь позвонить Делии. Я хочу решить этот вопрос раз и навсегда.

Я набираю номер и слышу механический голос, который сообщает, что мобильный оператор не принял мои данные.

Я пережидаю несколько минут, предположив, что нужно просто переместиться в другую зону покрытия, но слышу все то же уведомление. Я съезжаю на обочину и звоню на горячую линию своего оператора.

– Фицвильям МакМюррей, – говорит мне девушка, проверив номер.

– Да, это я. В чем дело?

– По моим данным абонент отключен два дня назад. Ой, вам еще и сообщение оставили! От Мардж Гераги.

Это моя редактор.

– Какое?

Девушка говорит уже не так жизнерадостно.

– Она передала, чтобы вы запомнили, что счета за мобильную связь поступают непосредственно в редакцию. И что вы уволены. – Повисает пауза. – Я могу вам чем-нибудь еще помочь?

– Спасибо, – отвечаю я. – Этого достаточно.

После полуночи в дверь моего номера стучат. Учитывая, как прошел сегодняшний день, я ожидаю увидеть на пороге менеджера, который сообщит, что моя кредитная карта не принята. Но вижу Делию.

– Купи мне выпить, – просит она, и сердце у меня екает. Окинув ее долгим взглядом, я выуживаю из кармана джинсов три четвертака.

– Автомат с газировкой в конце коридора.

– Я надеялась на что-нибудь посущественнее. – Она задумчиво наклоняет голову. – Кстати, почему так говорят? Что в алкоголе существенного?

– Раньше самогон использовался как валюта при бартере Если, смешав равные части жидкости и пороха, можно было поджечь смесь, это доказывало, что там содержится хотя бы пятьдесят процентов спирта.

Она потрясена.

– Ты-то откуда это знаешь?

– Писал когда-то статью. – У меня есть великолепная возможность сказать Делии, что Эрик выпил бы с ней куда охотней, да и вообще у них под кроватью, скорее всего, припасена бутылочка-другая. Но я упускаю этот шанс. – Ты же не пьешь.

– Не пью. Но всем, кто хочет забыться, алкоголь обычно помогает.

Я опираюсь на косяк.

– И что ты хочешь забыть?

– Я не могу уснуть, волнуюсь перед завтрашним днем.

– А как Эрик?

– Спит как младенец.

Она без приглашения заходит в номер и садится на кровать, с которой я даже не сдернул покрывала.

Разговор идет настолько легко, что я начинаю думать, не был ли я единственным участником вчерашнего поцелуя – такого потрясающего, такого разрушительного. Но тут я понимаю, что Делия указала мне выход. Если мы оба представим, что ничего не было, значит, ничего и не было. Существует множество людей, переживших изнасилования и Холокост, вдов и – Господи Боже! – похищенных детей, чей мир шел прахом, а они все равно оглядывались на ровный горизонт своей жизни и не замечали зазора.

Но в то же время я понимаю: куда бы мы с Делией ни двинулись с этой точки, отныне все будет по-другому. Когда она будет улыбаться, я буду отводить взгляд, словно боясь заразиться ее улыбкой. Когда мы будем сидеть рядом, я буду слепить, не соприкасаемся ли мы плечами. Когда мы будем говорить, между словами будут образовываться проемы размером точь-в-точь с тот проклятый поцелуй.

Я отхожу от нее – одним гигантским, но несмелым шагом – к спасительному пластику мотельного стола. На нем высятся кипы бумаги, валяются обертки от жевательной резинки, а из ручки с лопнувшим стержнем вытекло целое Красное море туши. На ужин у меня недоеденный пончик.

– Я, в общем-то, немного занят. Работаю…

– Ах да… – Голос ее словно сдувается, проколотый иглой. – Твоя статья.

– Меня уволили из «Газеты Нью-Гэмпшира».

– Ты же сказал, что пишешь статью о суде над моим отцом.

– Нет, – уточняю я, – я сказал, что Мне ее поручили написать.

Делия поднимается с кровати, подходит к столу и пробегает пальцами по накопившимся за эти недели листам – я даже не думал, что столько текста уже приготовил.

– Тогда что это такое?

Я набираю полные легкие воздуха.

– История о тебе.

Она берет мою рукопись.

– «Впервые я исчезла, когда мне было шесть лет…» – читает она, впервые оживляя эти слова. – Это от моего лица?

Я киваю.

– Так я слышал тебя в своей голове.

Делия переворачивает несколько первых страниц и отдает все мне.

– Читай вслух! – требует она.

Я откашливаюсь.

– Впервые я исчезла, когда мне было шесть лет, – повторяю я. – Отец готовил фокус…

Я читаю за Делию, за Эрика, за Эндрю, за себя. Я читаю несколько часов кряду. Я читаю, пока голос не хрипнет. Читаю, пока она не начинает свой рассказ. И ровно к тому моменту как небо занимается румянцем, у нее заканчиваются слова.

– Почему ты ничего мне не сказал? – шепчет она.

– У тебя был другой.

– Человек, в которого влюбляешься в двенадцать лет, может быть совсем другим, когда вам по тридцать два.

– А может быть точно таким же.