Похищение

– Эй, рожа, не хочешь ли сыграть Квазимодо? А вы, девушка с крысиным лицом, приглашаю вас на роль Шушары в мюзикле "Буратино на Альдебаране". Ты, толстобрюхий с мордой-сковородкой, если неделю попостишься, чтобы влезть в кадр, сыграешь сразу всех трех толстяков…

– Мне нравится ваш способ изъясняться,- сказал Андрис.Пойдемте со мной, я посмотрю, на что вы способны как звукооператор.

На закате, за час до разбора с Михой Льяном роли Генриха, Андрис и Велько встретились в "Шаланде" – крохотной харчевне в двух шагах от студии. Они уселись на раскладных брезентовых табуретах под навесом, лицом к морю, и Велько немедленно швырнул пригоршню мидий на раскаленный железный лист, устроенный над каменным очагом. Солнечный шар коснулся воды.

– Сейчас придет Год,- сказал Андрис.

– Год?

– Тот, что просился в звукооператоры.

– А-а-а.- Велько принялся кропить мидий лимонным соком.

– Он гений.

– Угу.- Вуйчич выбрал моллюска покрупнее и со свистом втянул в рот.

– Слабая реакция на такое сообщение.

– Я просто хорошо владею собой. В глубине души я потрясен количеством гениев, занятых в нашем фильме.

– Много гениев?

– Суди сам. Гениальный режиссер – раз.- Велько сидя шаркнул ножкой.Гениальный исполнитель роли Генриха – два. Гениальный, как выясняется, звукооператор – три. И наконец… – Велько сделал профессиональную паузу.

– Наконец? – поддался на провокацию Андрис.

– Ну, мне, право, неловко так говорить, но все же, если смотреть правде в глаза, мы не можем пройти мимо очевидного факта, что помощник режиссера…

– Да, да. И все же Год – гений. Ты не представляешь, что он сделал с фонограммой пигалицы, которую ты имел наглость предложить на роль Анны.

– Ай-яй-яй.

– Этот завалящий голосишко Год снабдил богатейшими модуляциями. Патетическими, вкрадчиво-доверительными, жалобными, жестокими. Я бы с закрытыми глазами взял эту девицу на роль Медеи.

– Что же не взял?

– Во-первых, мои глаза были открыты, а во-вторых, я не снимаю Медею, остолоп.

– Кто остолоп?

– Ты жуешь непрерывно третьи сутки, в то время как я пытаюсь говорить о серьезных вещах,- торжественно сказал Рервик.

– По-твоему, мидии – вещь несерьезная? Хорошо, сейчас подадут копченого угря, и я посмотрю, сможешь ли ты устоять против него.

– Когда я спросил, где он научился, подобно кузнецу из сказки, ковать любой голос, он сказал, что озвучивал хронику с речами Цесариума.

– Чьими речами?

– Вот и я спросил, чьими. Цесариума, сказал Год. Цесариума с большой буквы. "Вы слышали о Лехе? – спросил он.- Впрочем, откуда вам. Завалящая планета. Глухая провинция. Большого резонанса тамошние события не имели".

– Лех, Лех,- забормотал Велько.- Рецидив единовластия. Более десяти лет никаких контактов. Только-только подключился к Информаторию и заявил о своих нуждах, желании принимать туристов. Цесариум… это, наверно, тот самый Болт, которого они скинули в прошлом году, отдав власть фронту национального спасения.

– Ты жутко много знаешь, Велько,- сказал Андрис восхищенно.- Так вот, Год оттуда. Большой патриот Леха. Предложил снимать наш фильм именно там.

– И не без оснований,- раздался глухой голос, и Год, переставляя бесконечные ноги, подошел к навесу.- В вашем заповеднике не развернуться. Этого не тронь, тут не взрывай, там не мусори. Кругом святыни. Среднюю массовку тысяч на двадцать статистов с пожарами и ракетной атакой – и то снять негде. А на Лехе к вашим услугам огромные незаселенные территории. Пейзаж неотличим от земного. Разве только вымершие деревни – так они пригодятся. Помощь местных властей и населения обеспечена. И поможете, в свою очередь, планете, которая только начинает приходить в себя. Такая большая съемка оживит экономику, привлечет туристов.

– Познакомьтесь, вчера вы виделись только мельком,- сказал Рервик.Велько Вуйчич, мой друг и помощник. Те проблемы, о которых вы только что говорили,- его боль. Авсей Год, звукооператор. Я попросил его послушать наш разговор с Льяном.

Год сложился в несколько раз и тоже занялся мидиями. В отличие от Велько, всасывая их, он не, свистел, а скорее всхлипывал.

– Теперь я не чувствую себя одиноким,- довольным тоном заметил Вуйчич.Приятно беседовать с человеком, знающим толк в истинных ценностях. Я думаю, нам нет нужды идти с Михой в студию. Как хорошо здесь, не отрываясь от важного дела, потолковать о мерзопакостях, творимых средневековым корольком.

Великий Льян, коренастый, с тяжелой походкой и рубленым широконосым лицом, кумир землян и землянок, явился уже "в образе" и, остановившись перед Андрисом, посмотрел на режиссера по-королевски, с затаенной грозной усмешкой. Тот включился безотлагательно.

– Генрих, ты повесил, сжег, четвертовал каждого сорокового из своих подданных. Что побудило тебя к этому?

– То были государственные изменники. Во благо Англии и по велению свыше поднимал я карающий меч в неусыпном попечении о процветании страны, вверенной мне Господом.

Генрих-Льян говорил угрюмо, но твердо.