Невиданно много снега выпало в Ирландии той ночью. По плечи погрузились в него люди, лошади утопали по самые бока и лишь едва виднелись над ним оглобли колесниц. Сплошным ровным полем казалась тогда вся Ирландия от края до края. Меж тем, ни шатров, ни палаток, ни шалашей не успели поставить ирландцы и никто не запасся едой да питьем, так что не из чего было приготовить ужин. До утренних светлых часов не ведал никто из ирландцев друг или враг рядом с ним. Не выпадало еще на их долю столь тяжкой и многотрудной ночи, как та, что провели они у Куйл Сибрилли. Дождавшись восхода солнца, направились воины четырех великих королевств Ирландии прочь от этого места через сверкающие снежные равнины.
Не в такую раннюю пору поднялся в то утро Кухулин и перво-наперво отведал еды и кушания, искупался и помылся. Затем повелел он вознице взнуздать лошадей и запрячь колесницу. Когда же лошади были взнузданы и колесница запряжена, поднялся в нее Кухулин и поехал по следу войска. Не малый путь прошли они так из одного края в другой и, наконец, сказал Кухулин:
– Увы, друг Лаэг, лучше бы нам не ходить на свидание с женщиной. Ведь каждый, кто стражу несет у границы, может хоть криком, сигналом иль шумом оповестить о вторжении врага. Мы ж опоздали, и вот, обойдя нас, тайно проникли к уладам ирландцы.
– Не я ль говорил, о, Кухулин, – молвил Лаэг, – что навлечет на тебя бесчестье свидание с женщиной.
– Пойди же по следу ирландцев, о, Лаэг, – сказал Кухулин, – выведай и расскажи, велико ли их войско.
Пустился Лаэг по следу войска, отошел в сторону и, наконец, воротился.
– Словно хмель затуманил твой разум, о, Лаэг, – молвил Кухулин.
– Твоя правда, – ответил Лаэг.
– Поднимись же на колесницу, я сам разузнаю о войске, – сказал Кухулин.
Поднялся на колесницу Лаэг, а Кухулин меж тем двинулся по следам войска, пригляделся к ним, отошел в сторону и, наконец, воротился обратно.
– И твой затуманился разум, о Ку! – молвил Лаэг.
– Неправда, – отвечал Кухулин, – ибо знаю, что было здесь войско числом в восемнадцать отрядов, а восемнадцатый порознь шел средь ирландцев.
Воистину многим был славен Кухулин: красотою, сложением и видом, даром пловца и наездника, даром игры в фидхелл и брандуб{172}, даром борьбы, поединка, сраженья, даром чудесного зрения и речи, даром совета, даром охотника, даром опустошителя и разорителя чужих земель.
– Хорошо, друг мой Лаэг, – сказал Кухулин, – запрягай лошадей в колесницу и быстрей погоняй их бичом. Запряги колесницу и поворотись к врагам левым боком, дабы я знал, где вернее – спереди, сзади иль в центре сможем мы поразить их, ибо не жить мне, коль не смогу я сразить до заката врага или друга{173} в их войске.
Ударил возница кнутом лошадей, повернулся к врагам левым боком и пустил колесницу к Таурлох Кайлле Море, к северу от Кногба на Риг, что зовется Ат Габла{174}. Там вошел Кухулин в лес, ступил с колесницы на землю и с одного удара по стволу и ветвям срубил шест с четырьмя сучьями. Заострил он его и обжег и, написав сбоку письмена на огаме, метнул рукой с колесницы, да так, что две трети его ушли в землю и лишь треть оставалась наружи. Вскоре заметил Кухулин двух юношей, двух сыновей Нера, сына Уатайра, сына Такайна, что спорили промеж собой, кому первому пристало ранить Кухулина и отрубить ему голову. Бросился на них Кухулин и, срубив всем четверым головы{175}, насадил каждую на сук. Коней же с распущенными удилами пустил он по той же дороге навстречу ирландцам, а в колесницы положил обезглавленные тела врагов, покрытые спекшейся кровью, что сочилась из ран на остовы колесниц. Ибо не в обычаях Кухулина и не по праву ему было отбирать у мертвых коней, одежду или оружие.
Вскоре увидели ирландцы коней, что влекли обезглавленные тела ушедших вперед воинов, тела, источавшие кровь на остовы колесниц. Те, кто шел впереди, дождались идущих за ними, и всех ирландцев охватил ужас. Меж тем, приблизились к ним Фергус, Медб, семеро Мане и сыновья Мага. Так повелось, что куда бы ни отправлялась Медб, брала она с собой девять колесниц{176}. Две из них ехали впереди, две сзади, да две по бокам, а в середине колесница Медб, так что ни комья земли от копыт лошадей, ни пена с их удил, ни пыль, что вздымало могучее войско, не могли донестись до нее и запятнать золотую корону.
– Что это? – спросила Медб.
– Не трудно ответить, – воскликнули все, – это кони ушедших вперед воинов и их обезглавленные тела в колесницах.
Стали держать меж собою ирландцы совет и решили, что шло на них войско уладов, ибо приняли случившееся за дело рук многих и знак приближения великой армии. И решили ирландцы послать вперед к броду Кормака Конд Лонгас, ибо случись ему встретить уладов, не стали б они убивать сына своего короля. Пустился в путь Кормак Конд Лонгас, сын Конхобара, с тридцатью сотнями воинов, чтобы узнать, кто был у того брода, но когда подошел к нему, увидел лишь сучковатый ствол с четырьмя головами, стоящий в потоке, стекающую по нему кровь, следы колесниц да одинокого воина, уходившего к востоку.