Похищение чудовищ. Античность на Руси

На географических картах средневековой Европы изображения морских змеев и монструозных китов из предупредительного знака довольно быстро становятся украшением [88]. Собственно, рационалистические толкования мифологических монстров (не дракон, а извержение вулкана; не прожорливый чудо-кит, а омут) появляются уже в античности. Аристотель (если именно он является автором сочинения «Рассказы о диковинах»), говоря о чудесах Сицилийского пролива, описывает кипящий водоворот: словно «извивания гигантского дракона вызвали к жизни это непрестанное верчение» [53: 191]. Однако для русских авторов морские путешествия долго оставались явлением экзотическим, и свидетельства о существовании морских змеев, гигантских рыб время от времени все-таки появлялись в книгах, тем более что еще из Библии была известна история поглощения огромной рыбой пророка Ионы, изображавшаяся в книгах, на миниатюрах и церковных фресках.

Кит и Иона. Панель иконостаса. XVIII в.

Чудовищное, пришедшее из Средневековья, причудливо сочеталось с фактами истории Нового времени. Например, в раннем стихотворении Симеона Полоцкого говорится о том, что Христофор Колумб и Америго Веспуччи, открывая новые земли, претерпели немало бедствий от морских монстров. Но и в русских текстах наделение стихии свойствами чудовища далеко не всегда обусловлено верой автора в происки чудовищ. Часто так говорится для красного словца, для художественной выразительности. На Руси в XVIII в. переводные словари по эмблематике настоятельно рекомендуют изображать море «в виде кита, дельфина и других морских чудовищ» — и все понимают, что речь идет об аллегории, художественной форме, а не о вере в монстров.

Устрашавшие древних путешественников чудовища Сцилла и Харибда то и дело становились аллегориями неспокойного моря, но иногда все-таки возвращали себе монструозные признаки. В собственных исторических странствиях они перенесли немало превращений и «от испуга скушали друг друга». Обычно такое сложно себе представить, но у многих заимствованных чудовищ было «несколько жизней», то есть несколько вхождений в культуру. Биографии монстров на Руси могли начинаться с переводов византийских комментариев в древности; затем с интереса к западноевропейским переводным произведениям в XVI–XVII вв.; и наконец, с эпохи так называемого Раннего Нового времени (XVII–XVIII вв.), когда в моду входят многочисленные античные эмблемы, аллегории и символы. Если какое-нибудь чудовище понемножку заимствуется в каждый из этих периодов, то его «жизни» могут быть совершенно не связаны между собой. Исторически это один и тот же персонаж, но, как в игре, с переходом в новую культурную традицию для него все начинается сначала.

Собачья красота

Парные монстры Сцилла и Харибда, подстерегавшие путешественников на двух морских утесах, известны в основном из рассказов о приключениях Одиссея. Но уже в античной литературе их чудовищные поступки начинают объяснять рационально. Ужасная дочь Посейдона Харибда, всасывавшая в себя воду трижды в день, рано утрачивает человеческие черты и становится просто водоворотом. Сцилла же, как существо, наделенное несколькими звериными головами, кажется ближе и понятнее, а потому чаще изображается в виде монстра.

Превращение Сциллы. «Овидиевы фигуры», XVII

Заинтересовала Сцилла и русских авторов: в XVII в. именно ее описание встречается в сборниках о чудовищах. Согласно античным легендам, Сцилла была рождена прекрасной девицей, но из-за ревности Цирцеи (по версии Овидия) превращена в многоногого монстра с шестью собачьими головами. Это «чудище обло» непрестанно визгливо лаяло и с удовольствием пожирало моряков. В некоторых западноевропейских текстах Сцилла получала в придачу драконий хвост, яд и по три ряда челюстей на каждую голову (как в отдельных описаниях Цербера, Мантикоры). Русские авторы продолжили серию превращений Скиллы, сближая несчастную то с китом, то со змеем. При этом для нее, как и для Сирены с Мелюзиной (чудовищ с подчеркнуто женскими характеристиками), стало значимым главное свойство дивных существ — их двойственность и контрастность. «Сверху красна, снизу безобразна» (так писали о сиренах) — то есть красота, переходящая в чудовищность; привлекательность, несущая смерть. Традиционно Скилла описывалась опоясанной собачьими головами или имеющей их где-то в районе ног. Реже эти головы располагались на плечах, например, по обеим сторонам от человеческой головы. Но в разных описаниях Скиллы из русских рукописей XVII–XVIII вв. постоянно подчеркивается: она прекрасна, статна, хорошо сложена, желанна — право, непросто представить собакоголового людоеда с такой позитивной характеристикой. Чтобы выйти из этого затруднения, авторы поясняли, что тело Скиллы прекрасно «до очей», «до пояса» — словом, где-то между собачьими пастями и змеиным хвостом. Автор «Книги естествословной» рассматривает чудовище как разновидность морского змея, но наделяет Сциллу еще и смертоносным ядом, сближая ее с коварными и очаровательными женщинами-змеями.