Еще раз взглянув на пакет, я взял ножницы, обнаруженные в кухонном шкафчике, и осторожно разрезал полиэтилен. Внутри оказалась переполненная бумагами папка, стянутая двумя канцелярскими резинками.
Черной шариковой ручкой на ней было выведено одно-единственное слово: «Арнхилл».
Потянувшись за выпивкой, я сделал большой глоток.
Как и у больших городов, у каждого маленького городка и деревни есть своя история. Часто – не одна. Есть официальная история. Сухая версия из учебников и отчетов по переписи населения, изучаемая в школах.
А есть история, передающаяся из поколения в поколение. Рассказы, которые можно услышать в пабе, за чашкой чая, покачивая ребенка в коляске, в столовой, на работе и на детской площадке.
Тайная история.
В 1949 году обрушение на местной угольной шахте засыпало восемнадцать шахтеров тоннами обломков и удушливой пыли. Это обрушение получило известность как авария на арнхилльской шахте. В результате поисковых работ удалось обнаружить только пятнадцать тел.
Местные долго помнили ревущий грохот, сотрясший всю деревню. Поначалу люди подумали, что началось землетрясение, и в панике бросились из своих домов. Учителя в спешке выводили детей из классов. Никуда не бежали только старики. Продолжая пить свое пиво, они лишь обменивались тревожными взглядами. Старики знали, что это была шахта. А когда с шахты доносится такой рев, то обычно что-либо делать было уже поздно.
На смену реву пришла пыль. Ее взвившиеся в небо черные облака затмили солнце. Выли сирены карет скорой помощи, пожарных расчетов и экипажей полиции.
Начались расследования, зашелестели страницы отчетов. Однако виновника так никогда и не нашли. А три пропавших шахтера так и остались погребенными глубоко под землей.
Официально.
Неофициально (кто в здравом уме расскажет такое чужаку или газетчику?) многие, включая моего дедушку (особенно после нескольких пинт пива), клялись, что однажды ночью видели пропавших у шахты. В одной легенде, которая с каждым разом обрастала все новыми подробностями, говорилось, что как-то раз несколько выживших в той аварии шахтеров засиделись в «Быке» за полночь. В какой-то момент дверь распахнулась и в паб преспокойненько вошел шестнадцатилетний Кеннет Данн, самый младший из пропавших. Он был весь черный от угольной пыли.
Легенда гласила, что бармен поставил бокал, который вытирал, оглядел мертвеца с ног до головы и произнес:
– Уходи, Кеннет. Ты еще слишком юн, чтобы покупать выпивку.
Хорошая история с привидениями. В любой деревне таких полно. Разумеется, никто из шахтеров не признавался, что был в пабе в ту ночь. А когда о произошедшем спрашивали к тому времени уже давно вышедшего на пенсию бармена, он лишь говорил, потирая свой испещренный красными венами нос: «Тебе придется купить мне немало выпивки, чтобы я рассказал эту историю».
Многие так и поступали, однако выпивки никогда не было достаточно для рассказа.
Неподалеку от главной улицы находился Центр социальной поддержки шахтеров. Нет, это не было оригинальное здание. Настоящее было снесено в шестидесятых, когда из-за проседания грунта одна из его стен обрушилась на головы нескольких шахтеров и членов их семей. Среди погибших были две женщины и один ребенок. Люди поговаривали, что маленький мальчик до сих пор бродит по новому зданию и иногда его можно увидеть в длинном темном коридоре между главным баром и туалетами.
По пятницам в Центре проводились семейные вечера. Мы приходили туда все вчетвером. Отец пил свое темное пиво, мама, покачивая коляску Энни, потягивала свой светлый лагер с лаймом, а я, нахлебавшись газировки, предпочитал терпеть до дома – лишь бы не идти в тамошний туалет. Если же мне было совсем невмоготу, то я галопом несся по грязному коридору до туалета и обратно, пребывая в ужасе от самой мысли о том, что однажды вечером меня за запястье может схватить холодная рука и, обернувшись, я увижу крошечного мальчика в изорванной одежде со все так же покрытым пылью лицом и кроваво-красной дырой в черепе, на том самом месте, где его проломило куском стены.
В 1857 году человек по имени Эдгар Хорн зарезал свою жену, после чего разъяренная толпа повесила его на фонарном столбе; его тело было похоронено в неглубокой могиле на неосвященной земле. Легенда повествовала, что, когда его закапывали, Хорн все еще был жив. Ему удалось выбраться, и люди иногда видели, как он, перепачканный землей с ног до головы, сидит у надгробия своей жены. Много лет после этого в Арнхилле бытовала традиция сжигать в ночь на 5 ноября чучело не Гая Фокса, а Эдгара Хорна, дабы убедиться, что в этот раз он точно мертв.
Отца подобные разговоры всегда сердили. Когда он слышал, как дедушка рассказывает историю о Кеннете Данне, его лицо темнело и он говорил:
– Хорош уже, Фрэнк. Врешь же как сивый мерин.
Но иногда в его интонациях мне чудилась не злость, а страх, будто произносимые им слова были не насмешкой, а защитой от того, о чем он предпочитал не думать.