– Ладно, товарищи, – говорю я, – праздник есть праздник, гуляют все. Но понемногу. Во-первых – потому что дата неофициальная, только для своих. Во-вторых – потому что День Победы здесь случится явно не в сорок пятом году и не девятого мая. Силища за зиму накоплена неимоверная; лишь только поступит приказ – и начнется такое, что наши зимние подвиги покажутся пионерской игрой «Зарница». А ведь мы с вами и так стоим на пороге Европы, а не под Брянском и Орлом, как год назад…
– Знаете, Вячеслав Николаевич, за что я вас люблю? – с благодушием в голосе неожиданно произнес комиссар ГБ третьего ранга Иса Санаев. – Еще тогда, в Крыму, когда мы с вами встретились в первый раз, вы уже точно знали, где мы будем через год и где через два, а также когда закончится эта война. Не так, как в вашем мире, а по-новому, максимально ускоренным образом.
– Пятилетку в три года, Иса Георгиевич, да еще и с перевыполнением, – усмехнулся мой начштаба Коля Ильин. – Вон совсем недавно наши Италию тряханули как грушу и Югославию тоже освободили полностью и до самого конца. А ведь там у нас на Италию наши даже не замахивались, отдали американцам, и север Югославии освобождали по остаточному принципу в мае сорок пятого, когда немцы уже толпами бежали сдаваться англичанам. А вы что скажете, Леонид Ильич?
– Кампания сорок третьего года только начинается, – с нарочито серьезным видом произнес Брежнев, – а немцев от нее уже тошнит. При этом основное веселье даже не начиналось, так, приняли по рюмочке для разогрева. Вы мне, Николай Викторович, вот что скажите. Обычно перед наступлением мы развертываемся в условиях строжайшей секретности, но сейчас почему-то торчим в этом Белостоке на всеобщем обозрении как Театр Оперы и Балета. И даже штаб наш в этом дворце Браницких, который тут знает каждая собака, а не в каком-нибудь леске под елочкой, благо весенняя погода позволяет совместить приятное с полезным…
– Вы, товарищ Брежнев, – напустив на себя строгий вид сказал Иса Санаев, – не забывайте такой простой истины, что чем меньше вы знаете, тем спокойнее вам будет жить. И это факт. Что касается режима секретности, который у нас пока как бы и отсутствует, как будто кругом мирное время – то таково было распоряжение начальства, а его следует выполнять. Верховному Главнокомандующему зачем-то надо, чтобы враг знал, где находится наш корпус и корпус товарища Катукова, и он хочет сделать так, чтобы немцы нас усиленно боялись. Как мне по старой дружбе сказали товарищи из первого управления[29] – у нашего командира товарища Бережного среди немецких генералов сложилась жутковатая репутация, и иначе как «Вестником Смерти» они его не называют. Боятся они его – значит, уважают. Очевидно, товарищу Сталину требуется, чтобы, опасаясь прорыва по кратчайшему направлению на Берлин, враг сконцентрировал против нас свои основные резервы. А наступление при этом начнется где-нибудь в другом месте, тогда эти резервы у врага окажутся не там где надо, и немцы будут вынуждены снимать эти дивизии с берлинского направления и перебрасывать под бомбовыми ударами нашей авиации туда, где в них будет настоятельная необходимость. Понимания этого факта вполне достаточно, остальное – совершенно не наш случай.
– Думаю, что Иса Георгиевич прав, – сказал Коля Ильин, – если у нас есть репутация, то не грех воспользоваться, тем более что до Варшавы по дорогам от места нашей дислокации двести километров, а до Берлина семьсот пятьдесят…
В этот момент открылась дверь, и вошел Николай Бесоев. Он у нас уже за всякие хорошие дела уже подполковник, и думаю, до конца войны это не предел. В полковники успеет выйти точно, особенно если притащит из очередного поиска живого Гитлера.
– Вы думаете, что эти двести километров легко преодолеть? – прямо с порога спросил Коля. – Да черта с два. Гитлер там настроил оборонительных рубежей и нагнал войск, так что плюнуть негде. Правда, половина – откровенная шваль, вроде французов с бельгийцами и так называемых фраубатальонов. Но все равно о прогулках, как прошлым летом, можно забыть. К Варшаве придется прорубаться через вязкую как смола массу, утопая по колено в крови и отплевываясь от бабских соплей.