Mon cher oncle!
Надеюсь, Вы простите мне это обращение как к близкому родственнику, если не по крови, то по духу. Папá просит поблагодарить Вас за посылку, которой Вы ответили на мою записку. Мы будем читать книгу вслух вместе с Ивом, когда он по вечерам бывает дома — он тоже весьма заинтригован. Он говорит, что давно интересуется малыми итальянскими мастерами. Я три дня проведу в доме сестры ради праздника, который она устраивает для своих чудесных детей. Позволю себе сказать Вам, что они — излюбленные модели моих неловких упражнений. Сестра для меня — любимая подруга, поэтому мне вполне понятна любовь к Вам Вашего брата. По словам папá, Ваша скромность мешает всем узнать, что Вы самый отважный и верный из людей на земле. Многие ли братья с такой теплотой говорят друг о друге? Ив обещает, что будет читать папá в мое отсутствие, а я начну с того места, где он остановится.
С горячей благодарностью за Вашу доброту,
Глава 12
КЕЙТ
Я впервые увидела ее, ту женщину, на площадке для отдыха у шоссе где-то в Мэриленде. Но прежде мне надо рассказать вам, как я впервые встретила Роберта. Я познакомилась с ним в Нью-Йорке в 1984 году, мне тогда было двадцать четыре. Я проработала там около двух месяцев, стояло лето, и мне хотелось домой, в Мичиган. Я ожидала от Нью-Йорка массы впечатлений, и впечатлений оказалось действительно множество, но такая жизнь утомляла. Я жила в Бруклине, а не на Манхэттене. Вместо того чтобы прогуляться пешком через Гринвич-Виллидж, я добиралась на метро с тремя пересадками. К концу рабочего дня — я работала временным помощником редактора в медицинском журнале — мне было уже не до прогулок, а заработок не позволял и думать о том, чтобы сходить в кино на интересный иностранный фильм. И с людьми я сходилась трудно.
В тот день, когда я встретилась с Робертом, я зашла после работы в «Лорд и Тэйлор», хотя и знала, что этот магазин слишком дорог для меня. Я искала подарок на день рождения матери. Едва я вошла внутрь с летней улицы, в лицо ударил аромат кондиционированного воздуха. Встречая неодобрительные взгляды манекенов в купальниках с модными вырезами на бедрах, я пожалела, что не принарядилась с утра, собираясь на работу. Мне хотелось купить матери шляпку, что нибудь специальное, милое, что напомнило бы ей о молодости, о первой встрече с отцом в крикет-клубе Филадельфии. Может, она никогда и не надела бы ее в Энн-Арборе, но шляпка напоминала бы ей о молодости, о белых перчатках и о чувстве уверенности в жизни, и обо мне тоже, о любви ее дочери. Я думала найти шляпы на первом этаже, рядом с отделом шарфов работы знаменитых дизайнеров, о которых я слышала краем уха, рядом с перевернутыми ногами без тел в длинных гладких чулках. Но там шел ремонт, и продавщица посоветовала мне подняться наверх, на временную экспозицию шляп.
Мне не хотелось углубляться в магазин, собственные ноги уже казались мне голыми и шершавыми, уродливыми, потому что я ушла на работу без колготок. Но ради матери я прошла к эскалатору — у меня всегда перехватывало дыхание, когда я благополучно сходила с него, — и, найдя шляпную секцию, порадовалась, что стою одна среди шляпных деревьев, каждое из которых цвело нежными или яркими цветами. Там были эксклюзивные шляпки с шелковыми цветами на лентах гро-гро, и матросские шляпы, и шляпки из черной соломки, и голубые с отделкой из листьев и вишен. Все они выглядели немного гротескно, особенно собранные вместе, и я начинала думать, что это все же не лучший подарок, когда увидела прекрасную шляпку, шляпку, которая там казалась не на месте, и как раз то, что нужно было моей матери. Широкополая, покрытая жесткой кремовой кисеей, и по кисее — россыпь разных голубых цветов, почти настоящих: цикория, дельфиниума, незабудок. Шляпка походила на цветущий луг. Я сняла ее.