Похищение локона

Не столь блистательно светило дня
Над морем синим в пурпуре огня,
Как нежная соперница его
На Темзе, где восторг и торжество.
Хотя не счесть красавиц в этот час,
С нее одной никто не сводит глаз.
Крест, украшенье девственных грудей,
Поцеловал бы даже иудей.
Ум светится в глазах; он, словно взор,
Неуловим, рассеянный, и скор;
Улыбка дарит щедро всем привет,
Но в ней ни для кого надежды нет.
Ее глаза, как солнце, светят всем,
Как солнце, не прельщаются никем;
Скрывает красота любой порок.
В ней усмотреть пороки кто бы мог?
И если есть грехи у красоты,
Едва взглянув, о них забудешь ты.
Для смертного угроза из угроз
Два локона среди ее волос.
Из них прическу каждый завершал
И мрамор шеи белой украшал.
Тем самым уготовила судьба
Нежнейшие тенета для раба.
Для птиц и рыб волосяная снасть —
Коварная жестокая напасть.
Героев, чей могучий дух высок,
Нередко губит женский волосок.
Барон завороженный воспылал,
Он локонов роскошных пожелал;
Барон присвоить жаждет эту прядь,
Похитить или силою отнять.
Любовь обманом учит побеждать,
Насильника готова награждать.
Еще сияла в небесах заря,
Когда барон подобье алтаря
Из дюжины французских книг сложил;
Так он любви по-своему служил;
Намеренный почтить ее всерьез,
Перчатки и подвязки преподнес;
Трофеями былых любовных встреч
Он жертвенный костер сумел разжечь;
Пав ниц перед костром, просил барон
Сокровище, которым покорен;
Отчасти внять изволили вдали,
А лишний пепел ветры унесли.
Меж тем скользил кораблик расписной,
Играя с набегающей волной;
Музыка раздается средь небес:
Повеял звук и в тот же миг исчез.
Течет река прозрачнее стекла;
Всем радостно: Белинда весела!
Лишь сильф тревогу чувствует в груди:
Произойдет беда, того гляди!
И жителей воздушных он созвал,
И паруса крылами овевал
Небесный сонм, как будто ветерки
Шептались над просторами реки,
И в золоте летучем облаков
Чуть схожие с крылами мотыльков,
Тонули невесомые крыла,
Невидимые плавали тела,
Облечены в сияющую ткань,
Как будто небо воздает им дань
И чередует разные цвета,
Чтобы меняла краски Чистота,
Как будто машет в воздухе крыло,
Чтоб тело новый блеск приобрело.
На духов Ариель тогда взглянул,
На мачту золоченую вспорхнул
И в роскоши своих пурпурных крыл,
Жезл голубой подняв, заговорил:
«Сильфиды, сильфы, эльфы, сонмы фей!
Приказываю речи внять моей.
У духов тоже разные чины,
И сферы вам предопределены;
Одним из вас вверяется эфир,
Где вечный свет и бесконечный пир;
Иные направляют бег планет
В пространстве горнем, где пределов нет.
Грубее те, кто при луне в ночи
Сопровождают звездные лучи,
А также те, кого питает мгла,
Кто погружает в радугу крыла,
Кто стряпает бураны, студит лед,
Кто летом теплый дождь на ниву шлет,
А некоторым вверен род людской
С величием и суетой мирской;
Из этих духов самый главный тот,
Кто трон британский бдительно блюдет.
Мы поскромней, красавиц мы блюдем,
Приятным занимаемся трудом;
Мы пудру защищаем от ветров,
Хранители пленительных даров.
Мы похищаем краски у цветка,
И радуга от нас недалека,
И нам дано присвоить на лету
Все то, что украшает красоту,
А иногда внушить ей вещий сон,
Чтобы меняла вовремя фасон.
Боюсь я, черный день грозит красе,
Которой служим преданно мы все;
Угрюмый рок во тьме ночной таит,
Какое ей несчастье предстоит.
Коснется ли невинности позор,
Окажется ли с трещинкой фарфор,
Честь пострадает или же парча?
Вдруг нимфа потеряет сгоряча
Браслет или сердечко на балу?
Вдруг песик Шок преставится в углу?
Следите же за ней без кутерьмы!
Вверяем Зефиретте веер мы,
Брильянте серьги, капельки росы,
А Моментилле вверены часы,
Крисписсе — локон, сладостный залог,
Мне, Ариелю, остается Шок.
По меньшей мере, сильфов пятьдесят
Пускай за юбкой пристально следят.
Китовый ус и даже сталь[7] никак
Не защитят от яростных атак.
Способна разве только наша рать
Серебряный рубеж оберегать.[8]
Кто в небреженье будет уличен;
Тот во флаконе будет заточен;
Мученья сильфу грешному грозят,
Преступника булавками пронзят;
Он в щелочном потонет озерке,
В игольном настрадается ушке;
В камедь или в помаду попадет,
Что невозможным сделает полет;
Его покроет вяжущая мазь,
Он, как цветок, поблекнет, истомясь.
И в колесе вращающемся он
Завертится, как новый Иксион;[9]
На шоколадном сварится пару,
Окоченеет на морском ветру».
Сказал, и духи, глянув ей в лицо,
Образовали вкруг нее кольцо;
Кто лабиринт волос ее стерег,
Кто занял пост на искорках серег,
И, устремляя в будущее взгляд,
Все в страхе ждут, что судьбы породят.