Похищение Луны

На станциях продают виноград, совсем как в Грузии. И зрачки у женщин цвета винограда «будешури». Воздух мягок и приятен, как в Грузии.

Небо безоблачно-синее, цвета сапфиров и ляпис-лазури.

Сияние этого неба породило бессмертные полотна Джотто и Рафаэля. Такое же небо вдохновляло наших величайших мастеров фрески, создававших симфонии красок в храмах Гелати, Светицховели, Кинцвиси, Вардзиа, Бетани, Зарзма, Убиси.

— Неужели Италия в самом деле похожа на Грузию? Непременно поеду туда с тобой! — говорит Элен Ронсер. — Непременно, непременно!

Смеюсь, молчу. Потом говорю ей:

— Вот только течение Тибра не похоже на бег Куры и Ингура.

Тибр — черный, гнилостный водоем.

Тибр — скрытен, печален, он — с потухшими глазами.

Он и впрямь похож на дряхлого старца.

Многое, многое видел на своем веку Тибр и многое помнит. И думаешь: «Потому-то и молчит он, что мелким, ничтожным кажется ему все, что происходит вокруг него, и лень ему говорить».

Медленно, мутно плещется Тибр. Мирская суета не тревожит его, носившего на себе триремы цезарей, принявшего в свои волны потоки крови, пролитой буйными итальянскими князьями и вероломными папами…»

Тамар читала как раз эти строки, когда послышался сердитый голос дедушки Тариэла:

— Только что оправилась от болезни и уже сидишь в сырости! И сама не выпила лекарства, и мне позабыла дать вовремя!

Тамар встала. Дала лекарство отцу, приняла микстуру и, уединившись в своей комнате, продолжала чтение.

Дневник Тараша взволновал ее. Перед глазами стоял образ Элен Ронсер, разжигая ревность.

Рим, 17 сентября.

Сегодня были с Элен на Пьяцца дель Пополо. На площади какая-то изможденная женщина продавала гиацинты. В одной руке она держала щенка. Голодный щенок еле-еле поднимал веки недавно раскрывшихся глаз.

Женщина стояла у того самого обелиска, который когда-то украшал храм Солнца в Гелиополисе. Я подошел к ней и попросил гиацинты. Она протянула мне цветы, а щенка опустила на землю. Он заковылял в сторону и выполнил обычай своей породы: помочился на обелиск храма Солнца.

Впрочем, не только собакам свойственно такое поведение. Есть люди, которые едва подойдут к памятникам прошлой культуры, как тотчас же обнаруживают свою природу. Разве не оскверняют исторических памятников некоторые путешественники, находя в этом странное удовольствие? Или же рядом с бесценной фреской делают надпись о знаменательном событии — что в таком-то году здесь побывал имярек. (Так цепляются за бессмертие, ничтожества!)

Рим, 18 сентября.

Мы зашли в Санта Мариа дель Пополо.

Здесь, по преданию, некогда покоились останки Нерона. На этом же месте Александр VI Борджиа воздвиг алтарь, чтобы изгнать демонов, преследовавших тень императора.

Я показал Элен знаменитую Виа Лата и Марсово поле. Отсюда вторгались в Рим северные варвары.

Где-то здесь должна быть вилла Фаон, в которой меч возмущенного раба сразил Нерона.

Qualis artifex morior![25]

А все же как сильно в людях самообольщение! Этого коронованного комедианта природа не наделила ничем, кроме безмерной самоуверенности.

Но ведь нельзя представить себе и творчество, лишенное самоуверенности. Кто из глыбы мрамора высекает красоту, тепло и любовь — тот чародей. Кто на грубом полотне создает пиршество для глаз — тот, конечно, волшебник. Кто обычными словами, заключенными в любом орфографическом словаре, заставляет биться сердце, дает плоть призракам, вливает жизнь в несуществующее, — тот, безусловно, алхимик и ясновидец.

Виа Лата!

Дорога эта так же стара, как античный мир. Оглядишься — кажется, будто еще не родился Христос! От века цезарей до века авиации тянется эта дорога. По ней ходили Юлий Цезарь, Помпеи, Катилина, Вергилий, Гораций.

По этой же дороге шли разрушать Рим германцы, гунны, французская и испанская кавалерия. Эти палаццо были подожжены безумцем Робертом Гвискаром…

Но и радостных дней немало помнят Виа Лата и Марсово поле.

По Марсову полю, как в легендарные века эллинских богов, носились вакханки, украшенные венками из виноградных листьев.

Отсюда, до самой Венецианской площади, устраивались скачки в дни сатурналий. На Марсовом же поле джигитовали иверийские цари, восхищавшие римлян своим искусством…

Нас застиг дождь. Мы зашли в кафе «Арагон»… Разноплеменная и разноязычная толпа наполняла кафе.

Здесь по вечерам танцуют фокстрот набитые долларами новоиспеченные герцогини и баронессы. (Полюбуйтесь на трогательный альянс аристократии с буржуазией, когда дочь американского фабриканта мясных консервов выходит замуж за обнищавшего итальянского дворянина.)

Американские, немецкие, французские журналисты читают иностранные газеты. (Надо видеть эти искривленные трубкой губы. В уголках рта можно прочесть такое высокомерие, точно это они были основателями Рима, или в их честь был воздвигнут римский Форум.)

Намазанные, разодетые женщины кривляются перед широкими зеркалами кафе, подкрашивают губы.

— Неужели так же мазались и древние матроны? — спрашиваю я Элен.

Лорнирующие дамы держат под мышкой белых шпицев. (Аллах ведает, кого они любят больше — этих собачек или своих мужей?)