Похищение Прозерпины

Председатель не обратил внимания на некоторую нелогичность своей речи. Видимо, он любил говорить и имел в этом немалый опыт. Закончив приветствие, председатель вскоре перешел на международное положение, потом принялся критиковать плохо работающих в колхозе. Слушатели привычно и молча внимали его долгой речи. Неожиданно оборвав свое выступление на самой середине какой-то мысли, председатель сразу же предоставил слово гроссмейстеру.

Светлов рассказал о происхождении шахмат, о значении теории, описал любопытные случаи из турниров. Он говорил о победах советских мастеров во всех концах мира, о высоком уровне русской шахматной культуры. Гроссмейстера слушали внимательно, даже мальчишки, приткнувшиеся в углу, и те перестали шалить.

— Может, есть у кого вопросы? — спросил председатель, когда Светлов кончил лекцию.

Из-за длинного стола поднялась большая темно-коричневая рука.

— Позволь мне, — зазвучал не по летам звонкий голос старичка.

Председатель повел плечами. «Бузотер!» — шепнул он Светлову, но слово старичку дал.

— Разрешите мне спросить, — нарочито медленно выговаривая слова, продолжал «бузотер», явно польщенный вниманием. — Я вот слыхал, будто теперь машина сама может делать мат? Верно это али нет?

Раздался дружный смех. Послышались возгласы:

— Это мы и без машины можем! Наш Афоня — он тебе любую машину забьет!

Председатель яростно звенел пробкой, по графину, успокаивающе поднимал руку, грозно смотрел на «бузотера», но ничего не помогало.

— Если вы имеете в виду шахматы, — сказал Светлов, когда слушатели немного успокоились, — так действительно уже созданы такие машины.

И он рассказал о чудесных «думающих» машинах, о сказочных достижениях современной техники. Вместе с тем он постарался разъяснить, что всегда, на любом этапе развития, машина будет лишь служить человеку, выполнять его волю.

— Позвольте еще один вопросик, — вновь послышался звонкий голос старичка, — может, к примеру, машина речи говорить?

— Конечно, может, — ответил Светлов. — Только она будет говорить те слова, которые в нее вложены.

— Такая-то машина и у нас есть! — хитро посмотрев на председателя, прокричал «бузотер». — Наша машина уже пять лет одни и те же слова балакает.

Вновь раздался смех. Председатель опять застучал по графину и, умудрившись, наконец, прокричать, что не нужно задавать вопросов, не относящихся к теме, объявил, что лекция окончена и пора приступить к сеансу одновременной игры.

Светлов прошел внутрь прямоугольника столов, передвинул на крайней доске королевскую пешку на два поля вперед и пожал руку своему противнику; он давно уже взял за правило здороваться с играющими в его сеансе. Потом перешел к другой доске, к третьей… За двумя досками склонились женщины. Светлов удивился: во время сеансов на Западе ему ни разу не приходилось встречать среди участников женщин. Поразил его и уровень игры противников: большинство партнеров в ответ на его первый ход избрали мудреные системы защиты; в значительном большинстве партий ему пришлось столкнуться с известными вариантами сицилианской и староиндийской защиты. «Нужно быть поосторожнее, — подумал Светлов, — такое начало сеанса не предвещает хорошего счета».

Подойдя к одной из досок, Светлов увидел вдруг совсем странную картину: в ответ на первый его ход пешкой ферзевого слона противник выдвинул на два поля сразу две свои центральные пешки.

— Так ходить нельзя, — буркнул Светлов, возвратив на первоначальные поля обе пешки противника и быстро переходя к следующей доске.

Но когда он вновь подошел к этому месту, на центральных полях той же доски опять стояли обе черные пешки.

— Я же вам объяснял: так ходить нельзя, — спокойно заметил Светлов, поднимая глаза от шахмат.

Перед ним сидел «бузотер», задававший вопросы после лекции. Его маленькие колкие глазки зло и вопросительно смотрели на гроссмейстера.

— Дедушка, так ходить нельзя, — еще раз сказал Светлов. — Можно двигать лишь одну пешку, любую из двух.

— А я хочу сразу две, — решительно настаивал старичок.

— Две нельзя, это не по правилам.

— Федор Тимофеевич, вам же гроссмейстер говорит, — вмешался председатель колхоза.

— Я всю жизнь так играл. Поздно меня учить… Гроссмейстер… — заворчал старик. — Мы тоже учены… не хуже учителя были!

— Так играли сто лет назад, — увещевал расходившегося старика Светлов.

— А мне и есть сто лет, — проворчал дед.

— Да, но и тогда одни любители так начинали партию, — приводил новые доводы гроссмейстер. — В турнирах так не играли.

— А я и не хочу в турнирах. Это ваше дело в турнирах, а мы уж как-нибудь, — не унимался дед. — Тоже — нельзя! Сам Чигорин так начинал…

Светлов, шагнувший к другим доскам, замер в изумлении.

— Какой Чигорин?

— Известно какой. Основной положник шахматной игры.

— И вы играли с Чигориным? — спросил Светлов.

— Ну, играть не играл, а игру видел.

— И он начинал так партию сразу двумя пешками? — улыбнулся Светлов.

— Только так и играл. Он эти ваши робкие ходы одной пешкой терпеть не мог. Лев был! Не то что нынешние… зайцы!