Похищение Пуха

Лиза взяла Лепота под локоть и, продолжая ворковать, повела его через заросли к красной машине. Изредка она останавливалась, чтобы что-то шепнуть ему. Лепот шагал послушно, и лицо имел скорее задумчивое, чем несчастное. «До свидания» он сказал только маме Гавриловой и девочкам. Папе Гаврилову и кузнецу он ничего не сказал. А на Петю даже и не взглянул.

– Вот Лепот и нашёл своё счастье! – сказала мама, когда они скрылись.

– Ничего себе счастье! Мы отдали его в заточение! – возразил Петя.

– Да-а, – вздохнула мама. – Ну а вообще, насколько я мужчин понимаю, такой, как Роман, может быть счастлив только немножко принудительно. То есть он действительно будет счастлив с Лизой, но всё же неплохо, что на пропускном пункте полигона суровые контрактники. Думаю, пройдёт годик, и у Лепотов появится ребёнок.

– Роман напишет роман, – задумчиво повторила Алёна. – Первое и третье слово можно переставить, и никто не догадается, что оно переставлено.

Катя любовалась плюшевыми игрушками, стоявщими в ряд на траве. Здесь были ослик, малыш Ру и Винни. Рита ухитрилась надеть на Винни тельняшку папы. Слишком длинные рукава мешали, и она их закатала.

Луиджи Джонсон тоже смотрел на игрушки, и выражение лица его было возвышенным и печальным. Он точно прощался с ними и одновременно скорбел. Потом быстро-быстро заговорил.

– Выкуп за себя предлагает. И игрушки хочет купить. Денег обещает много. И вам, и сёстрам, – перевёл папа Марьянушке.

Старушка, подумав, замахала руками:

– И, батюшка! Всю жизнь без денег прожила, а на старости лет они зачем? Только на судьбу роптать… Это всё равно что яблоки купить, когда зубов больше нет. Только разлакомишься напрасно. Я и с Дашей говорила уже: Винни мы детишкам вашим подарим, пусть играют, а ослика и кенгурёнка себе оставим на память.

Папа перевёл это. Луиджи Джонсон замотал головой, не соглашаясь с решением Марьянушки, и опять быстро заговорил. Гаврилов хмыкнул.

– Чего он хочет-то? – спросила Марьянушка.

– Хочет купить у нас медведя, раз вы его нам подарили. Обещает издать мои книги в Америке. Прямо как с Лепотом, только великим писателем, издаваемым в Америке, буду уже я.

Марьянушка любимым своим жестом схватилась за кончики платка. Глаза её блеснули.

– Продай, милый, продай… Вам деньги не лишние будут, – разрешила она.

Папа Гаврилов засомневался. Потом посмотрел на маму, и когда она качнула головой, подтверждая его мысль, то и он радостно качнул головой:

– Нет! Я, конечно, не против, чтобы мои книги были изданы в Америке, но сами по себе, без всяких хитростей… Мне это было бы неприятно, и я перестал бы уважать то, что делаю! Так что нет. Пух остаётся у нас.

Папа Николай, не удержавшись, наклонился, взъерошил американцу волосы и звучно поцеловал его в лысую макушку. Вокруг макушки пробивались курчавые волосы, но сама макушка была совершенно гладкая, просто как полянка на вершине горы. Не произрастало на ней ни единого кустика.

– Настоящий миллионер! Живой! Да ещё издатель! – сказал Гаврилов с чувством. – Эх! Развяжи его, Петя! Пусть идёт!.. Пусть Ласточкино гнездо посмотрит, Ливадию – места прекрасные!

Петя развязал Луиджи Джонсона. Тот, поднявшись, шагнул было к игрушкам, но рядом с ними, опираясь на меч, стоял кузнец Антон. Луиджи правильно растолковал его взгляд и отодвинулся. Лишь тихо застонал, как от слабой зубной боли.

– Эй, мы что, собираемся просто так его отпустить? Он же у старушек кенгурёнка украл! – воскликнул кузнец. – Может, хоть скутер у него забрать?

– Нет, – сказал Гаврилов.

– Почему нет? Он же улетит, а скутер здесь бросит. А мне движок его нравится: рабочая лошадка! Горючего ложку плеснёшь – и он целый час крутит!

– Prokat. Bral prokat! – очень старательно произнёс Луиджи Джонсон, по взгляду кузнеца определив, о чём идёт речь.

– Вот! – сказал Гаврилов. – Скутер прокатный.

– Тьфу ты! Вот скряга! – с чувством сказал кузнец.

Луиджи Джонсон стоял и смотрел, как Рита прижимает Винни к груди, а потом решительно берет его за заднюю лапу и тащит его по земле, как Кристофер Робин в своё время тащил и бумкал мишку Винни головой по ступенькам, когда поднимался на второй этаж.

– У нас тоже есть ступеньки! И мы тоже будем бумкать! – объяснил Гаврилов американцу.

Предпринимая последнюю попытку, Луиджи Джонсон сказал что-то про Нью-Йоркскую публичную библиотеку.

– Ну и что? – пожал плечами Николай. – У них там есть другой Пух, которого они считают настоящим. Ну и пусть себе считают. Пусть стоит под стеклом, а к нему водят экскурсии. Но настоящий, подлинный Пух останется у нас, у Гавриловых! И мы не будем держать его на полке и будем кормить его настоящей манной кашей! Потому что нет ничего лучше для игрушки, чем когда с ней играют. А музей – это уже совсем не то!

– А ты напишешь об этом книгу? – спросила мама.

– Обязательно, – пообещал папа. – Эта книга – мой трофей. Глупо оставлять Лепоту такой замечательный сюжет. Тем более что он, думаю, и не собирался писать книгу. Просто опасался, что обстоятельства этой истории станут всем известны. И потом – это же история не только про Винни, но и немножко про нас!

Конец