Похищение свободы

— Мамин брат? — удивилась Граса. — Я думала, он в Африке.

Луиш забыл, что Карлуш существовал в их сознании как легенда. Шурин всегда был черной овцой в клане Пашеку. Из поля зрения семьи он исчез двенадцать лет назад, когда Жоржи только появился на свет. Марью было тогда шесть, а Грасе не исполнилось и пяти. Нет, они слышали лишь рассказы о дяде, в которых он представал то грозой учителей, то лучшим учеником, то возмутителем спокойствия и чемпионом по дзюдо в университетах Коимбры и Лиссабона, то автогонщиком и покорителем женских сердец, то анархистом и противником режима. За что бы Карлуш ни брался, он отдавал этому все силы без остатка. Эта исключительная целеустремленность, желание быть во всем первым и заставляли его частенько рисковать головой. А может, таким образом он хотел доказать родственникам, что вполне обойдется без них…

Известие о приходе гостя произвело впечатление. Даже Жоржи вылез из-под рояля. Он был изящный, бледное лицо оттеняли черные локоны и длинные ресницы — недаром он слыл всеобщим любимцем. И как только Изабел могла жить без него? Луиш попросил сына принести бутылку мадеры разлива 1795 года.

— Карлуш, это который захватил тюрьму штурмом? — уточнил Жоржи. — Для такого героя ничего не жаль.

— Он ограбил банк, — напомнила Граса.

Марью поднял голову. Глаза у него были широко посаженные, а во взгляде сквозило что-то мечтательное.

— Он освободил арестованных! Граса, ты как мама, она всегда говорила о нем только плохое.

— Ну да, Трансатлантический банк в Порту!

— Помолчи, что ты в этом понимаешь!

— Мое дело молча готовить для вас еду, да?

— Ни слова против Карлуша, — строго сказал Жоржи и, обойдя бар, направился на кухню. — Когда все сгибали спины, он боролся против диктатуры. Так ты пожаришь ему рыбу, да?

Луиш стал накрывать на стол, при этом он чувствовал себя так, будто пытался поставить в бурю парус в одиночку. Для Грасы гость был экзотическим бандитом, для братьев — участником Сопротивления и, следовательно, их единомышленником. Через час они все узнают.

Жоржи притащил свою новую картину: немецкая школа, в которую они все ходили, закрыла своим фасадом бетонные громады фирм «Сименс» и «Байер». Выдуманный фасад классического стиля, портик которого поддерживали Гете и Шиллер. В действительности школьное здание было современным и слишком низким, чтобы закрыть собой административные здания, однако идея картины была всем понятна.

— Опять начнете язвить, а потом заявите, что это никуда не годится? — с вызовом спросил Жоржи. — Но это не так. Завтра же картина будет висеть на стене.

Луиш отложил картину:

— У меня сегодня голова идет кругом.

— Какие-нибудь проблемы?

— А у кого их нет? Мир полон проблем.

— Неприятности по работе? — спросил Марью. — Могу я тебе чем-нибудь помочь?

— Да, убери все со стола.

— Осталось написать одну строфу, па. Это для стенной газеты. Послушай-ка: «Псалом мотоциклиста. Благодарю тебя, господь всемогущий, за то, что расстилаешь передо мной ковром дорогу…»

— Почта была? — спросил Луиш.

— Одно письмо. А еще был звонок. Мамины квартиросъемщики в старом городе пожаловались, и какой-то комитет пригрозил конфисковать дом, если она не произведет там ремонта… Я им объяснил, что ты теперь к маминым домам никакого отношения не имеешь.

Конверт оказался вскрыт. Письмо пришло из Немецкого института. Сеньора Бранку приглашали на курсы в Западный Берлин. Администрация курсов оплачивала дорогу и двухнедельный пансион, а помимо этого выдавала 300 марок на карманные расходы. Довольно заманчивое предложение. Далее администрация в несколько суховатом тоне сообщала, что слушатели не только прослушают доклады и лекции по вопросам культурного и социально-экономического положения Федеративной Республики, но и примут участие в широких дискуссиях.

— С каких это пор вы начали вскрывать мою почту?

— Да это только реклама, па. Как ты вообще попал в их списки?

— Скорее всего, через школу. Знаете, поехать туда желание у меня, пожалуй, появится, тем более что на работе я теперь просто отсиживаю время.

— Если у тебя есть свободное время, вступай в партию и занимайся политикой.

— Ты — и вдруг в Западный Берлин! — фыркнул Жоржи.

Граса поставила на стол торт и фрукты:

— Кончайте опекать отца, он без вас знает, что ему делать. Между прочим, в вашей партии членов сейчас в десять раз больше, чем до 26 апреля. И у всех вдруг сердце стало болеть за народ.

— Возьми свои слова обратно!

Ее манера защищать его обычно огорчала Луиша.

— Все выступают за прогресс, — сказал он, чтобы примирить спорящих. — Вопрос только в том, каким путем к нему идти.

— Тебе его покажут в Германии, — съязвил Марью.

— А где это — Германия? — спросил Жоржи. — Есть ГДР, есть ФРГ, а Германии вообще нет.

С тех пор как он побывал в Советском Союзе, он любил поучать других. Примечательно, что из молодых коммунистов для поездки в пионерский лагерь выбрали именно его. Должно быть, обаяние открывало перед ним все двери.