Похищенная грешником

На протяжении многих лет мы оптимизировали всю операцию, редко сталкиваясь с проблемами со стороны конкурирующих преступных организаций. Они фактически стали постоянными клиентами.

— Все в порядке? — Спрашиваю я Эмре, бросая взгляд на пивную бочку. Все оружие находится в герметичных пакетах, а бочки заполнены настоящим пивом, чтобы скрыть их. Всякий раз, когда проводится досмотр, что случается нечасто, пограничники находят только пиво.

— Evet. Все здесь, — отвечает Эмре. — Мы загружаем грузовик. Как только он будет в пути, я позвоню Николасу и сообщу предполагаемое время прибытия.

— Хорошо.

По большей части мы говорим по-английски, поскольку практически выросли в Сиэтле, но некоторые турецкие слова застряли в нас, постоянно проскальзывая в разговоре.

Я смотрю, как мои люди загружают бочки в нашу фуру. Чтобы облегчить перевозку через границу, Николас открыл еще и клуб. Таким образом, не будет выглядеть подозрительно, что к нему едет партия алкоголя.

Как только фура покидает док, мы с Эмре возвращаемся внутрь и идем в игровую секцию. Мы проверяем, хорошо ли поработали уборщики и готовы ли столы к сегодняшнему вечеру.

Найдя Джастина, менеджера, отвечающего за этаж, в его кабинете с видом на столы, я говорю:

— Сообщи мне последние новости.

— Все идет гладко. Я нанял нового дилера. Он раньше работал в Лас-Вегасе и у него наметанный глаз на то, чтобы поймать любого карточного мошенника.

— Хорошо, — бормочу я.

— Прибыль выросла на пять процентов, — добавляет Эмре. — Дела идут отлично.

Я улыбаюсь своему кузену.

— Увидимся дома.

— Не съешь всю еду, — кричит он мне вслед.

Покидая офис, я поднимаюсь наверх, чтобы проверить других менеджеров, прежде чем отправиться обратно домой.

Как раз к обеду я сажусь и улыбаюсь своей бабушке.

— Selam, babaanne⁷.

— Selam, — отвечает она на мое приветствие. Ее глаза, такие же светло-карие, как и мои, тепло смотрят на меня.

Стол уже ломится от еды, и мы недолго ждем, когда прибудет Эмре и Низа присоединится к нам.

После того, как Эмре приветствует нашу бабушку, я беру ложку и наслаждаюсь турецким супом. Только благодаря нашей бабушке и Низе мы продолжили наши турецкие традиции в Америке.

Пару минут мы едим в тишине, затем моя бабушка говорит:

— Низа сказала мне, что в коттедже есть женщина.

Я вытираю уголки рта салфеткой, затем объясняю.

— Она одна из сотрудниц Мазура, которая пострадала во время нападения. Как только я допрошу ее, она уйдет.

Меняя тему, моя бабушка спрашивает:

— Вы заняты на работе?

Эмре кивает, затем одаривает меня игривой улыбкой.

— Я перегружен работой и мне недоплачивают.

— Черта с два, — бормочу я, накладывая себе немного овощей и рубленой говядины. Прежде чем откусить кусочек, я смотрю на свою бабушку и спрашиваю. — Как продвигаются планы на твой день рождения?

Она морщит нос.

— Я сожалею об этом каждый год. Почему я все еще устраиваю вечеринки в моем возрасте?

— Отмени ее, если не хочешь праздника, — упоминает Эмре.

— Тогда Габриэль никогда не увидит свою семью по материнской линии, — бормочет она. Вздохнув, она добавляет. — Я никогда не ладила с Айсенур и Эслем.

— Аллах, Аллах, — бормочет Низа. — Я их терпеть не могу.

Не могу сказать, что я ладил со своими тетей и кузиной, но поскольку мы семья, я не могу просто повернуться к ним спиной.

Кроме того, тесное сотрудничество с Эйменом, который является полной противоположностью своей сестры и матери, делает невозможным разрыв связей с ними.

— Это всего на неделю, — говорю я, ободряюще улыбаясь женщинам. — Спасибо, что терпишь их ради меня.

Моя бабушка тянется через стол и сжимает мою руку.

— Gözümün nuru⁸, — она называет меня светом своих очей, это одно из ее любимых ласковых выражений.

Глава 6

ЛАРА

Проснувшись, я моргаю от яркого света, льющегося в комнату.

Странно.

Проходит мгновение, прежде чем я понимаю, что здесь нет ничего знакомого.

Никакого тускло освещенного подвала.

Не слышно храпа другого персонала.

Здесь тихо.

Как только мое зрение фокусируется, я оглядываю комнату, замечая кремовое постельное белье с вышитым цветочным узором. Кремовые занавески. Стул с высокой спинкой в углу.

Все выглядит мягким, теплым и роскошным.

Я снова бросаю взгляд на кровать, пытаясь принять сидячее положение, затем, внезапно, все возвращается на круги своя.

Боль от порки.

Нападение на особняк.

Меня охватывает паника, моя кожа становится ледяной. Мое дыхание учащается, глаза дико мечутся вокруг.

Мое тело протестует, когда я снова пытаюсь сесть, сильная боль в животе останавливает меня. Замечая капельницу, вставленную в тыльную сторону моей ладони, мои глаза расширяются еще больше.

Боже. Где я?

Как только я вспоминаю, что в меня стреляли, в дверях появляется мужчина. Его черные брюки-карго и рубашка такие же, как те, что носят охранники Тимона. Без всякого выражения на лице он бормочет:

— Ты проснулась.

Нервно мой язык высовывается, чтобы смочить пересохшие губы.

— Где я?

— Ты узнаешь достаточно скоро. — Он снова исчезает.

О, Боже.