В последовавшие за этими событиями дни обида Мишель на Кейрана только усилилась. Пленница никак не могла отделаться от ощущения, что в его присутствии она и правда становилась неинтересным, недостойным его внимания предметом. Надоевшей до оскомины безделушкой, которую уже давно пора выбросить. Или того хуже – насекомым, которого так и хочется раздавить, но останавливает чувство брезгливости.
Впрочем, своим обществом Кейран баловал ее нечасто. Предпочитал проводить время за пределами усадьбы. Что вызывало досаду не только у Аэлин – его законной невесты, но и у Мишель. Хоть она досадовать не имела права.
Кто он ей такой? Вот именно – никто. Но сколько Мишель себя в этом ни убеждала, каждое его появление вызывало в ней самые разные, неподвластные контролю разума чувства: злость и радость, облегчение и тревогу. Смущение, которое ей в принципе было несвойственно и от которого в обществе Кейрана Донегана Мишель никак не могла отделаться.
Гален тоже не оставлял ее равнодушной. Вот только провоцировал совершенно другие эмоции. Мишель раздражала снова наброшенная на лицо лживая маска. Маска галантного, обходительного джентльмена, готового пылинки сдувать со своей дамы сердца. И каждую свободную минуту проводить с ней же.
Поэтому у Мишель теперь свободного времени не было.
Катрина и Аэлин от брата недалеко ушли. Ни с того ни с сего вдруг начали испытывать к пленнице симпатию, почти что родственную, и называли себя ее подругами. Звали в розарий посидеть в беседке, повышивать вместе в библиотеке, прогуляться по зеленым, обсаженным кедрами аллеям.
Но, странное дело, ни мисс Донеган, ни мисс Кунис никогда не приближались к воротам. Как будто страшились мира, таившегося за коваными узорами.
В основном все разговоры Катрины и Аэлин сводились к старшему брату, которому девушки, не уставая, пели дифирамбы. Нахваливали его достоинства и делали вид, что в Галене нет и не было недостатков. И то, что Мишель находится здесь, – не похищение, а отчаянный поступок безоглядно влюбленного молодого человека. В лучших традициях авантюрных романов.
Мишель практически не бывала одна. Только по вечерам у нее появлялась возможность погрузиться в чтение про чужую жизнь. Но внимания девушки хватало на две-три страницы дневника, а потом она незаметно засыпала, во сне ища спасение от слабости и головной боли, что порой ее одолевали.
Вот только и во снах ей не было спасения от братьев Донеган.
Назойливое внимание старшего раздражало. Безразличие младшего – злило и неприятно задевало. Оставалось только гадать, куда подевался Кейран-ловелас, с лица которого не сходила самодовольная улыбка, а от его долгого, внимательного взгляда можно было запросто превратиться в искру.
В дни, когда Кейран не покидал поместье, Аэлин купалась в его внимании и улыбках, о которых Мишель теперь оставалось только вспоминать. С обидой и какой-то собственнической ревностью. Увидев их однажды в библиотеке сидящими плечом к плечу и читающими вместе какую-то книгу, Мишель с трудом подавила в себе желание швырнуть в них вазой. Аэлин застенчиво кусала губы, кокетливо заправляла за ухо смоляную прядку да так и норовила коснуться руки молодого человека. Тоже кокетливо-застенчиво. А Мишель, за ними наблюдая, продолжала думать о вазе, осколками разлетающейся по библиотеке. Разбить хотелось не только ее, но и прервать царившую в комнате идиллию.
Однако она сдержалась, бесшумно скользнула обратно за порог. Не заметила – скорее почувствовала взгляд, долгий, обжигающий, от которого запросто могла подскочить температура. И поспешила наверх, запрещая себе думать о Донегане и собираясь вместе с Каролиной тайком отправиться на свидание к оборотню.
В тот вечер Мишель чувствовала себя особенно усталой и уснула с раскрытым дневником.
Глава 15
Утро следующего дня ничем не отличалось от предыдущих. Завтрак, как обычно, проходил в молчании, под пристально-жадным вниманием Галена, от взгляда которого у Мишель начинало зудеть все тело. Она готова была поклясться себе в этом. Катрина, по своему обыкновению, выглядела невозмутимой, Аэлин казалась насупленной. Наверное, потому что Кейран опять не ночевал дома. Мистер Сагерт тоже отсутствовал: уехал с первыми лучами, забрав с собой управляющего.
Чему Мишель была несказанно рада. Бартела на дух не переносила, хозяина Блэкстоуна сторонилась. Она втайне надеялась, что демоны куда-нибудь унесут и Галена, но наследник не спешил покидать поместье. Наоборот, сразу после завтрака пригласил пленницу прогуляться в розарий, с самым серьезным видом заявив, что должен сообщить ей нечто крайне важное.
Скрепя сердце Мишель согласилась пройтись со своим тюремщиком, не желая будить в Галене притихших демонов. Такой Донеган – безукоризненно вежливый, галантно-обходительный, держащий себя в узде, – пусть и не был настоящим, но хотя бы не вызывал страха. С таким Донеганом Мишель чувствовала себя почти в безопасности и понимала, что лучше время от времени бросать зверю кость, нежели ждать, пока тот, обезумев от голода, накинется и сожрет ее целиком.