Вместо ответа Мишель отвернулась от насмешника. Прицелившись (или скорее попытавшись это сделать – близость младшего Донегана заставляла нервничать и мешала сосредоточиться на цели), спустила курок.
Пальцы дрогнули в самый неподходящий момент. Она раздосадованно закусила губу: как и Кейран парой минут назад, она только зацепила деревянный круг, слизнув пулей несколько жалких щепок.
– Неплохо, – не то похвалил, не то снова уколол издевкой Донеган. – Но ты слишком напряжена, Мишель. Сжимаешь револьвер так, будто боишься, что он сам собой выскочит из руки и начнет палить во все стороны. Ты должна научиться чувствовать оружие, любить его, а не бояться, и тогда, возможно, у тебя получится обращаться с ним как надо.
– Мне прекрасно известно, как с ним надо обращаться, – огрызнулась Беланже, заливаясь краской не то от злости, не то от смущения, – и если бы ты не стоял над душой, я бы попала куда надо!
– Так вот, возвращаясь к теме любить и чувствовать… – Пропустив мимо ушей возмущения мятежной красавицы, вместо того чтобы отойти, Кейран, наоборот, шагнул ближе.
Теперь Мишель напоминала самой себе натянутую до предела струну, которой сейчас, умело выжимая из нее ощущения – звуки, касались сильные мужские ладони. Правая легла поверх ее руки, и от контрастных прикосновений – прохлада металла и жар горячих пальцев – голова закружилась еще сильнее, чем обычно в последнее время.
Это чувство, будто земля уходит из-под ног, только усилилось, когда мягкий шепот скользнул по мочке уха, теплым дыханием пощекотал изгиб шеи и растаял на обнаженном плечике.
– Вот так, еще выше. А теперь расслабься. Почувствуй его, как если бы револьвер был продолжением тебя. Дыши глубже, спокойно. Сосредоточься на цели. Все остальное не имеет значения.
Единственное, что в те мгновения ощущала Мишель, – это непрекращающаяся дрожь в коленях и теплой волной поднимающееся изнутри волнение. Приятно будоражащее и пугающее одновременно. Ну а что касается того, что сейчас для нее имело значение… О прибитой к столбу деревяшке Мишель уже давно благополучно позабыла, как и о том, что явилась сюда, только чтобы досадить Донегану. Но теперь, робко подняв на него глаза, мечтала совсем о другом.
Чтобы губы Кейрана, находившиеся в опасной близости от ее губ, оказались еще ближе. И чтобы рука, удерживавшая ее за талию, продолжала согревать, лаская. Глухо простонав, молодой человек зажмурился, сдаваясь, отдавая себя во власть искушения. Крепче прижимая к себе пленницу, сейчас как никогда желая ее поцеловать. Терзать до умопомрачения эти сладкие губы поцелуями.
Совсем не вовремя дрогнули пальцы, и пуля, пронзительно просвистев в воздухе, вспорола землю в нескольких дюймах от сафьяновых туфелек Мишель.
– Демоны! – Донеган дернул на себя пленницу, отскакивая вместе с ней в сторону и вырывая у нее из рук оружие. А когда Мишель обернулась, увидела перед собой прежнего Кейрана. Холодного, отстраненного, а теперь еще и раздраженно-высокомерного. – Что и требовалось доказать! Лучше давай иди отсюда, крошка, и дай мне спокойно пострелять.
Как ни странно, Мишель не задела ни откровенная издевка, ни полыхнувшая в глазах злость. Куда более красноречивыми стали для нее прикосновения и жаркий шепот, что впитывала она в себя мгновения назад.
– Вот именно. Что и требовалось доказать, – эхом отозвалась пленница, довольная реакцией на нее Кейрана. – Что ж, не буду больше вас, мистер Донеган, отвлекать. Упражняйтесь в стрельбе на здоровье. Хотя отвлечь и увлечь вас оказалось довольно просто. Всего хорошего.
Прощальная, чуть тронувшая губы улыбка, сдобренная лукавым взглядом и задорной мелодией, которую Мишель, отвернувшись, принялась напевать. Не успела завернуть за угол дома, как выстрелы – гулкие, яростные, вспарывавшие вялую тишину поместья, – последовали один за другим.
Для Мишель они звучали победоносной песней и являлись отражением чувств, которые Кейран Донеган тщетно в себе глушил.
Мишель недолго наслаждалась своей маленькой победой над младшим братом и испытывала, казалось бы, беспричинную радость. Идя на ужин в столовую, в которую ноги не несли, но приходилось следовать просьбе-приказу мистера Сагерта, она остановилась на нижней ступени, не спеша сворачивать в полумрак коридора. Дверь в библиотеку была приоткрыта, и в щель между створками пробивалась тусклая полоса света.
«Неужели опять читают?» – ревниво подумала пленница.
Повинуясь этому ядовитому чувству, которое ей никак не удавалось в себе изжить, Мишель на цыпочках миновала холл и осторожно заглянула в библиотеку. К огромному облегчению девушки, голубков, коротавших вечера за чтением, в комнате не было. Только сиротливо лежала возле позабытой кем-то зажженной лампы книга. Мишель узнала ее по золотому тиснению на переплете с вкраплениями синего узора и сама не заметила, как приблизилась к источнику света и своего вмиг испортившегося настроения.
Именно на эту книгу, которой всегда сопутствовала мисс Кунис, тратил время Кейран.