Похищенная картина. Убийство у школьной доски. Обожатель мисс Уэст. Рубины приносят несчастье

Со второго этажа спустился один из милиционеров. Он был чрезвычайно возбужден. В руках держал маленький дамский носовой платок, в который были завернуты какие-то предметы.

— Пан поручик, — отрапортовал он. — Мы нашли драгоценности!

Милиционер положил платочек на стол и осторожно развернул. Присутствующие увидели брошку и два колечка с камешками.

— Это не те! — разочарованно протянул подпоручик.

— Но точно такие же, только незаконченные, мы нашли в комнате ювелира.

— Ну и что? — ответил полковник. — Пан Доброзлоцкий изготавливал много побрякушек и продавал в магазины «Цепелии». Это — серебро и полудрагоценные камни. Или просто стекляшки. Украденные драгоценности были из золота и брильянтов! Мелочи, которые вы нашли, стоят не больше нескольких сотен злотых. А драгоценности Доброзлоцкого оцениваются в миллион злотых с лишним.

— Жаль, — вздохнул милиционер. — Мы так обрадовались, когда нашли их в комнате этой чудачки.

— Зофьи Захвытович?

— Не знаю, как ее зовут, — покачал головой милиционер, — но это та, на которую глазеют на улице. Живет в номере рядом с ювелиром.

— В таком случае, — решил подпоручик, — побеседуем теперь с пани Захвытович. Пригласите ее.

Пани Зося не вошла, а «вступила» в столовую, с самой очаровательной из своих улыбок на устах. Занимая место напротив подпоручика, уселась так, чтобы не помять платье, продемонстрировав при этом не только лиловую нижнюю юбку, но и белые подвязки с кружевными лиловыми трусиками.

— Я так благодарна, — затараторила она, — что вы меня наконец вызвали. В салоне стало просто невыносимо… Дамы и господа превратились в мумии. Никто рта не раскрывает. А смотрят друг на друга так, словно каждый из нас — убийца.

— Опасаюсь, что это действительно кто-то из вас.

— Если кто-то и убил, то наверняка художник, Павел Земак.

— Почему вы так думаете?

— Весьма неприятный тип. Все время молчит, а если что и скажет, так непременно гадость. Когда пан Доб-розлоцкий показывал драгоценности, все восхищались и хвалили, а он молчал, только глаза горели, как у волка.

— Правосудие не принимает во внимание чью-либо приятную или отталкивающую внешность, а также привычку говорить гадости. Обвинение выносится на основании более конкретных доказательств.

— Но он же там был!

— Где?

— В комнате пана Доброзлоцкого.

— Вы его видели?

— Я видела, как он зашел, а потом слышала разговор. Если пан Земак выходит из себя — а это с ним постоянно случается, — он говорит очень громко. Моя комната — рядом с комнатой пана Доброзлоцкого. Перегородка тонкая, и хочешь не хочешь, все слышно.

— Что он говорил?

— Орал на ювелира. Некоторые фразы я разобрала: «Это свинство!», «Потакание инстинктам глупого стада!», «Где же подлинное искусство?!», «Настоящий художник так не поступает!», «Вы — заурядный ремесленник, вам бы кастрюли лудить!». А потом хлопнул дверью с такой силой, что у меня на туалетном столике флакончики зазвенели.

— Вы слышали, как он вышел от ювелира?

— Слышала, как дверь хлопнула. Конечно, это он уходил. Ведь когда Рузя принесла чай, его там не было, а Доброзлоцкий лежал на полу.

— Приблизительно в какое время вы увидели, что художник зашел к Доброзлоцкому?

— На часы я не смотрела. Сразу после ужина поднялась наверх. Я собиралась на танцы, надо было поправить прическу.

— Простите, что прерываю, но когда вы вернулись в номер? Может, вы помните, в каком порядке гости выходили из столовой?

— Первым вышел Адась. Простите, пан Адам Жарский. Пошел настраивать телевизор. Вслед за ним — пан Доброзлоцкий. Потом — или пан Крабе, или паня Медяновская. Она собиралась в город. За ними — я. В дверях меня еще остановил пан Земак и сказал какую-то колкость. Я пропустила ее мимо ушей и пошла к себе. Минут десять пробыла в комнате, а потом решила воспользоваться ванной. Вышла в коридор, но вспомнила, что наша ванная не работает, а другую на этом этаже жена директора заперла и не пускает туда гостей. Тогда я вернулась к себе и заметила, что пан Земак спускается по лестнице с третьего этажа, где он живет, и входит в комнату моего соседа. Он даже не постучал в дверь!

— Вам знакомы эти колечки и брошка? — подпоручик показал пани Захвытович серебряные безделушки, найденные у нее в номере.

Пани Зося ничуть не смутилась.

— Вижу, что наша доблестная милиция рьяно взялась за дело. Вы обыскали мою комнату? Они лежали на туалетном столике.

— Откуда у вас эти вещи?

— Это не мои, а пана Доброзлоцкого. Он мне их одолжил.

— Как это произошло? Расскажите подробно.

— После обеда пан Доброзлоцкий показывал нам свои драгоценности и даже прочитал интересную лекцию, как один скифский царь надул то ли англичан, то ли французов. И прочее… Но брильянты были великолепны! Я их примерила. Ожерелье было мне очень к лицу. Вообще у меня такая внешность, что драгоценности, особенно брильянты, на мне смотрятся восхитительно! Вечером я собиралась на танцы и попросила ювелира одолжить мне этот гарнитур — ожерелье, кольцо и серьги. Если б я в таком виде вошла в залу «Ендруся», оркестр бы умолк, а бабы попадали в обморок!