— Жена Кироса оказалась больна: рассеянный склероз. Для Алтеи это был пожизненный приговор, и это делало предательство Кироса намного хуже. Полагаю, он послал меня к англичанке, думая, что я ему так благодарен, что ничего не скажу Алтее. Но вместо того чтобы вернуться в Грецию, я сразу же отправился в небольшой отель в Лондоне.
Прошли годы с тех пор, как Ликос позволил себе думать о тех первых днях.
Душевная боль оттого, что его использовал и предал человек, которого он считал своим настоящим отцом, вызвала такую сильную мигрень, что Ликос тогда чуть не вызвал скорую помощь. Но когда агония отступила, он ощутил ясность мысли, которой раньше не испытывал.
— Пока был там, я использовал деньги, которые сэкономил за два года работы на Кироса, чтобы играть на фондовых рынках.
Впервые бессонница помогла Ликосу. Поздними ночами он изучал фондовые рынки в поисках быстрых сделок, с удивлением обнаруживая, что уроки, полученные им от отца, — ложное направление движения, маскировка, скорость и интенсивная концентрация, — стали навыком, который можно было применить и в других областях жизни. Предательство Кироса заставило его полностью довериться себе и своим инстинктам.
Но эти навыки были единственной вещью из его прошлого, которую Ликос решил взять с собой в будущее. С этого момента он пообещал, что никогда не будет доверять никому, кроме себя. Он выбрал принципы, которых будет придерживаться: слова, действия, собственная репутация. Его будущее было безвозвратно отделено от его прошлого, когда он был вором с улиц Афин.
— В течение месяца я удвоил свои сбережения, — сказал Ликос. — А через пять лет у меня появился контрольный пакет акций в большем количестве компаний, чем я мог вспомнить по названиям.
Ему постоянно приходилось разъезжать по миру, и после своего уличного детства он легко приспособился к кочевому образу жизни в роскошных отелях Сингапура, Цюриха, Нью-Йорка, Гонконга, Торонто, Сиднея и Милана. Ни разу за все это время никто не заглядывал слишком глубоко в его прошлое.
До того момента, когда Ликос встретил Козлова. И Марит.
— Вот так я попал с улиц Афин сюда, — сказал он, наконец сделав глоток пива. Янтарная жидкость напомнила ему о прежних разочарованиях и утратах.
Марит не думала, что Ликос раскроет ей так много подробностей из своего прошлого. Она живо почувствовала его разочарование от предательства со стороны наставника. Но Ликос лишь пренебрежительно пожал плечами, будто его душевная рана уже затянулась.
— Это невероятное достижение, — искренне сказала Марит.
Он просто склонил голову, словно признавая истинность ее наблюдения, но не принимая похвалы. Марит потянулась за своим напитком. Большой ломтик апельсина придавал напитку легкомысленный вид, не говоря уже о полосатой соломинке и маленьком коктейльном зонтике.
Ликос поставил пиво обратно на стол, покрытый толстой белой тканью, наклонился вперед и щелкнул по бумажному зонтику, прежде чем она успела поднять стакан.
— Ты и твое пристрастие к сладкому, — процедил он, и она улыбнулась.
Он откинулся на спинку стула, его взгляд заворожил Марит. Он разрушил защитную невидимую стену, которую она воздвигла между ними прошлой ночью, и внезапно в ее воображении они снова оказались в той темной комнате, ее дыхание сбилось, она вспомнила очертания его груди под ее ладонями.
— А какое детство было у принцессы?
Вопрос вернул Марит в настоящее, словно она была на поводке, который он держал. Она не успела оправиться от воспоминаний, и правда сорвалась с ее губ:
— Одинокое.
Ликос ничего не сказал, а она покачала головой, пытаясь понять, почему этот мужчина казался единственным человеком, которому она говорила то, что никогда не собиралась произносить вслух. Взяв себя в руки, Марит снова взглянула на него. Ее голос был холодным и равнодушным, когда она произнесла:
— Я уверена, что ты не хочешь слушать о бедной маленькой принцессе.
Он выдержал ее долгий взгляд, в котором она прочитала ту фразу, которую сама произнесла: «Я хочу знать о тебе больше!»
Марит бы все отдала, чтобы услышать, как он это скажет. От волнения ее лицо порозовело, а сердце быстро забилось. Но он был достаточно упрям, чтобы продолжать молча смотреть на нее.
— Во всем мире есть маленькие девочки, которые мечтают стать принцессами, — сказала она.
— А ты не мечтала?
Марит покачала головой и пожала плечами:
— Как ты можешь мечтать о том, кем ты уже являешься?
Только Марит не была настоящей принцессой, это роль Фрейи. Она была любима народом, родителями и самой Марит. Отсутствие родительского внимания и любви всегда заставляло ее чувствовать себя невидимкой. Как будто она не имела значения. Как будто ее мысли и чувства были не важны. Но именно Фрейя приходила ее успокаивать, когда Марит снились кошмары. Фрейя утешала ее, когда Марит было грустно. Но даже сестра не смогла компенсировать недостаток родительской любви.
— Значит, ты та, кем всегда хотела быть? — спросил Ликос, и по сомнению в его тоне было ясно, что он тоже не признает в ней принцессу.