Она потянулась за своим напитком.
— Марит… — Ликос сделал паузу. Слегка покачал головой, стиснув челюсти так, что мускулы проступили сквозь кожу. Он глубоко вздохнул. — Марит, если ты не хочешь возвращаться…
— В Свардию? — удивленно спросила она.
— Я не заставлю тебя. Так что, если хочешь…
Ее пальцы прижались к губам, чтобы остановить поток слов. На секунду она испугалась, что недостаточно сильна, чтобы отказаться от его предложения. Ее потрясение остановило его, беспокойство в его глазах было таким сильным, что Марит отвела взгляд. Он потянулся к ней, но она покачала головой, и его рука остановилась в нескольких сантиметрах от ее локтя.
Если ему не удастся вернуть ее в Свардию, ее брат ни за что не отдаст нужные ему акции. Он откажется от них ради нее? Марит грустно улыбнулась, ища правильные слова:
— Возможно, меня не воспитывали как вторую в очереди на престол, но все же я принцесса Свардии. Я никогда не буду так хороша, как моя сестра, но я люблю Свардию. Я горжусь своей страной, и для меня было бы честью представлять ее. Мой брат будет хорошим правителем, и я… я никогда не сделаю ничего, что могло бы поставить под угрозу его положение. Так что, да. Я хочу вернуться. Я вернусь, несмотря ни на что, потому что моя семья и моя страна нуждаются во мне, и я никогда не опозорю их.
Впервые с момента знакомства с Марит Ликос убедился в том, что в ней течет благородная кровь. В ее словах, и даже в ней самой в тот момент не было ничего неопытного или наивного. Румянец не имел ничего общего с желанием. Он был признаком ее решимости служить своей стране. И он оказал на него более разрушительное воздействие, чем даже ее прикосновение. Ее глаза сверкали праведностью и уверенностью, и у него перехватило дыхание.
— Но если бы я сказала «да», что бы ты сделал? Остался бы без акций Александра?
Лучше бы он никогда ей об этом не говорил. То, что имя Козлова мелькало в его мыслях даже за этим столиком с ней, было ему противно.
— Я бы нашел другой способ, — честно ответил Ликос.
— Но сколько времени это заняло бы?
— Вряд ли об этом удобно говорить на свидании.
Она улыбнулась, и его беспокойство скорее возросло, чем уменьшилось.
— Действительно? А что будет дальше? — спросила Марит, отпивая глоток, и он увидел, как ее глаза округлились от неожиданного удовольствия. — О! — Восклицание сорвалось с ее губ, заставив его задуматься об очень легкомысленных вещах.
Она изогнула бровь и уже собиралась сказать какую-то колкость, когда в панике он бросил слова, удивившие их обоих:
— Я хотел бы услышать, как ты играешь.
Ироничное выражение на ее лице мгновенно сменилось шоком, и он был готов проклясть себя за неосторожную фразу.
— Что? — уточнила она, и ее взгляд устремился на пианино.
— Ты ведь играешь? — спросил Ликос, не совсем понимая, зачем он это делает. Но ее реакция еще больше убедила его в правильности поступка.
Она покачала головой, но все равно сказала:
— Да.
— Тогда я хотел бы это услышать.
Марит опустила глаза, прячась от его взгляда. Он уже начал было думать, что ошибся, когда она посмотрела на него. Ее глаза были полны тоски, такой искренней, что у него перехватило дыхание. Как будто его ударили прямо в грудь.
— Ты правда этого хочешь?
Он мог видеть это в ее глазах. Неверие в то, что он захочет услышать, как она играет. И он хотел проклясть всю ее семью за то, что они заставили эту женщину сомневаться в себе.
— Больше всего на свете.
Ликос смотрел, как Марит идет к роялю. Пианист оказался сговорчивым и после короткой беседы между ними, похоже, тоже захотел ее услышать.
От Ликоса не укрылось, как молодой человек скользнул по ней цепким взглядом, и ему это не понравилось. Но на мгновение он увидел Марит глазами молодого пианиста. Да, в ней была легкость, юность, искрометная, но не наивная, как он однажды сказал себе. Все тянулись к ней, как подсолнухи к солнцу.
Марит села за рояль и провела рукой по клавишам. Улыбка появилась на ее губах, как будто она приветствовала старого друга. В этот момент Ли-косу казалось, что они в этом зале только вдвоем.
Внезапно ему стало не по себе. Он понял, как этот момент важен для нее. Он хотел, чтобы все прошло хорошо потому, что Марит нужно было, чтобы все было великолепно. Он сжал челюсти и сглотнул. Несмотря ни на что, он скажет ей, что она играет прекрасно.
А потом Марит начала играть. Но чего Ликос не ожидал, так это того, что она запоет.
Пальцы Марит летали по клавишам рояля с видимым удовольствием. Ее голос был сильным и нежным. Она пела о желании, подобном молнии, которая испепеляет все вокруг. Она пела о проходящей юности и о ловушке, в которую попала и больше не вырвется на свободу. Пела, как последний раз в жизни. Ее исполнение было полно отчаяния и в то же время смирения.
И вдруг он это почувствовал — момент, когда все в комнате замолчали, чтобы послушать песню.
Марит допевала последний куплет, а он не хотел, чтобы композиция заканчивалась. Он мог бы слушать ее вечно.