Похищенная весна. Петроград – Ленинград

Катя обернулась и увидела мамино лицо. Даже не лицо. На секундочку она увидела перекошенную маску, как у артистов Казино: сильно заломленные брови с вертикальной складкой на лбу, красные обводы вокруг глаз, переходящие по скулам в изогнутый книзу рот.

Ей стало страшно, она отвернулась и просто шла вперед по узкой скользкой тропке.

Шаг в шаг по своим следам Катя шла в обратную сторону, следом – ничего не видящая Ольга.

Катя боялась заговорить с ней, чтобы опять не вызвать слез. И думала, что надо просто вернуться назад. На трамвай, на вокзал, в поезд, домой. Они вышли на улицу. Озираясь, на прочищенной панели совсем рядом у угла, она увидела разглядывающего их бородатого великана в светлом тулупе и фартуке поверх. Он покачал головой и показал Кате язык. Катя ответила тем же. Тогда он сделал Кате козу и сказал странное: «Дю-дю-дю-дю» Катя засмеялась, что он с ней как с маленькой, остановилась и притопнула на странного старика.

Ольга от неожиданности налетела на дочь и вынырнула из черноты отчаяния. Она тоже увидела сапожника, к которому вломилась полчаса назад в парадный.

– Чего ревешь? – без обиняков спросил старик взрослую Олю.

– Дом пропал, – откровенно ответила Ольга.

– Бывает… – сапожник опустил глаза, – калошек-то нету, что ли? – махнул он, глядя на облепленные желтым снегом Катины и Олины валенки.

– Ничего нету, – подытожила Ольга.

– Бывает, – подтвердил дед. – Есть куда пойти-то?

Ольга молча помотала головой.

– Ага… – уяснил сапожник. – У меня, это…, невеста – Ольга почувствовала, что в глубине седой бороды и усов он улыбается. – Это…, у нее две комнаты в Гавани. Пойдешь до тудова? Недорого возьмет. Это… Она у меня добрая.

Ольга посмотрела на окна бывшего дома, на замерзшую голодную Катю и кивнула. Выбора у нее сейчас не было.

– Ща! – сказал добрый великан и зашел в свою каморку между дверями парадного.

Через минуту он уже вышел без фартука и со свертком под мышкой. Навесил на дверь замок с кулак величиной и довольно живо подхватил у Ольги чемодан и мешок, всучив без лишних слов сверток.

Ольга запротестовала, но старик лукаво глянул из-под косматых белых бровей и сделал широкий шаг к набережной, так что Ольге бы пришлось его обежать, чтобы продолжить с ним спор.

Сил у нее на это не было.

Великан шагал быстро. Катя семенила следом, еле поспевая. Ольга перехватила дедов сверток поудобнее, взяла дочь на буксир и тоже вошла в скорый ритм. На набережной стало заметно тише. Лошадей почти не было. Редкие сонные клячи тащили повозки со спящими кучерами. Трамваи уже не бегали, и шумные автомобили пугали своим резким появлением.

Нева лежала под крепким льдом. Во все стороны по ней разбегались черные натоптанные дорожки. Раскатанные полоски от саней аккуратно образовывали еще одну улицу. «Какая же она большая! Какой большой Петроград! Я и забыла!» – от хруста снега под ногами на душе вдруг стало спокойнее. Ольга разглядывала подсвеченные желтушными фонарями и синими отсветами снега беспорядочные следы жизни многолюдного Ленинграда. Будто на грифельной доске его пастелью рисовали. Когда они подходили к мосту на Васильевский, ей и вовсе привиделось, что Стрелка похожа на нос корабля, прикованного к набережной мостами.

«Почему я не верю, что их нет? – поймала себя на мысли Ольга. – Не может быть такого, что бы их не стало, а я не почувствовала. Нет. Не может быть. Я бы знала. И с чего это девчонка взяла?! И с чего это я поверила какой-то девчонке, живущей в моей комнате?!» – Ольга распалялась и ускоряла шаг. Она уже почти догнала сапожника, мерившего саженью обледенелые доски моста, но тянувшаяся сзади Катя начала активно поскальзываться и повисать на Олиной руке. Она чуть сбавила шаг, но не обернулась, не давая Кате возможности остановиться и пожаловаться.

А Ольгу уже обуревало новое беспокойство. Вдруг широкоплечий старик не такой уж доброжелатель? Вдруг он забрал у безропотных матери с ребенком последние вещи и скроется в темноте Ленинградских дворов? А может он тот самый бандит из финляндских газет, который заманивает несчастных жертв за город, а там… А там… У Ольги даже фантазии не хватало придумать самое-самое страшное, но ледяные мурашки побежали по покрытой испариной от быстрой ходьбы спине.

Сапожник сошел с моста и дождался своих подопечных.

– Меня, кстати, Иваном звать, – протянул он правую руку Ольге.

– Ольга. Дочь моя Катя, – Ольга пожала крепкую и теплую мозолистую ладонь. Подозрения ее тут же стали менее значительными. И совсем рассеялись, когда Иван наклонился к Кате, поправил сползший капор и сказал:

– Катюнька, запыхалась совсем? Зато, это…, согрелась. Потерпи чуток. Ты, это…, сильная, вижу! – он поднялся и пояснил уже для Ольги. – Я-то привычный. Это…, кажный день хожу. Тут по набережной, до мосточка, а там уж напрямки. Версты четыре, это. Не больше.