Похищенная викингом

Что бы она ни думала раньше о тепле тела Торбранда и его нежелании сделать ей больно, сейчас девушка ощутила себя очень одинокой и особенно беззащитной. Ведь рядом не один, а три диких норманна. Все могучие воины. Они сидели, распахнув плащи, так что она могла видеть не только их физическую силу, но и оружие. У Лейфа, рыжеволосого великана, были меч и топорик, а Ульфрик, тот, что со шрамом на щеке, помимо меча имел еще и лук. У Торбранда же — только меч.

Она возблагодарила Бога, что на их одежде нет следов крови, тогда они были бы очень похожи на тех воинов-дикарей, с которыми ее королевство всегда боролось, и она с детства часто видела их, когда жила в приграничных землях.

У каждого из них длинные волосы были заплетены в косу, оттого их грозные лица были хорошо видны. И еще они носили бороды — обычай, вызывавший у Эльфвины отвращение. Она и сейчас помнила прикосновение заросшего подбородка Торбранда к ее волосам. Тогда она испытывала сильное чувство, но определенно не отвращение.

Пока они разглядывали ее, она думала о призвании женщин. Ее учили, что женщины должны быть миротворцами, их натуре свойственно умение сглаживать острые углы и помогать враждующим сторонам найти компромиссное решение. Женщина всегда может склониться и уступить, не потеряв достоинство, в то время как мужчины будут считать это для себя позором. Стать средством для заключения мира между теми, кто постоянно находится в состоянии войны, — священная обязанность невест правителей, так говорила и Милдрит, и матушка, и все остальные женщины, рядом с которыми она росла. Неудивительно, что Эльфвина много думала о том, как и когда сможет выполнить эту часть долга. Видимо, как и все юные девушки. Она осознавала, кем является по праву рождения, кто ее родители, ее дядя и дед, потому считала миссию женщины одной из самых важных в жизни, и гордилась тем, что ее ждет.

Браки часто заключались для перемирия, и Эльфвина понимала, что обязана сделать на этом поприще все от нее зависящее, если будет отдана в жены врагу королевства. Ослабить напряженность между сторонами, не реагировать на оскорбления, ценить место, которое станет новым домом, сделать жизнь королевства такой, чтобы предки ею гордились.

Если же старания будут напрасными, мирный договор окажется нарушен, она должна от всего сердца оплакивать погибших с обеих сторон.

Много складывают сказаний и песен о восхвалении, почитании брака, поднимают за новый союз кубки, но нигде не описано, какие действия необходимо предпринимать.

«Вот такие и должны быть действия», — едва разборчиво прошептал внутренний голос.

У нее совсем нет опыта в ведении миротворческих разговоров, а перед ней три великана-варвара. Эльфвина чувствовала себя беспомощной, как никогда ранее. Такого чувства не было даже в тот день, когда взошла на трон Мерсии после кончины матушки. Тогда она принялась налаживать дружеские связи, но не с врагами, а с собственным дядей, влиятельным королем Уэссекса. Она не предпринимала никаких действий, которые он мог истолковать как выпад против него, хотя многие приближенные подталкивали ее именно к этому. Эльфвина выжидала. Часто молилась или делала вид, что молится. Это были трудные шесть месяцев, полные неизвестности и предательств. Эльфвина не была глупа и отлично понимала, что каждый вздох может стать для нее последним.

Неужели вчера — только вчера, — покидая Тамворд, она была почти уверена, что больше в ее жизни не будет подобных сложностей. Она говорила себе, что может больше не беспокоиться о земном, ведь Тамворд, а с ним и все проблемы остались позади.

И вот на нее смотрят три пары глаз, давая понять, что покой в ближайшее время ей не обрести.

Эльфвина нашла в себе силы безмятежно улыбнуться.

— Приветствую вас всех этим прекрасным утром, — произнесла она, впрочем, без видимой радости. Но и без страха.

Торбранд указал на еду, которую предлагал ей прошлым вечером.

— День впереди долгий. Тебе понадобятся силы.

Он выглядел грозным, но его соплеменники пугали еще больше. Лейф любил поговорить, Ульфрик молчать, то и другое, как ей стало ясно, было проверенной тактикой, но и, вероятно, отражало суть характера каждого.

Мужчины медленно пережевывали пищу, не отрывая от нее пронизывающих, острых, как клинок, глаз. Торбранд производил на нее не лучшее впечатление, но все же не обидел, не причинил боль, хотя мог. И не раз.

Все же ему нельзя доверять. Она не глупа и отлично это понимает.

Однако Эльфвина благодарно улыбнулась, села рядом с ним, и он протянул ей кусок вяленого мяса и сыр на лезвии ножа.

— Раньше мне никогда не доводилось ночевать в шатре прямо в лесу. — Слова образовали клубы в воздухе, быстро исчезнувшие благодаря пламени костра. — Это оказалось приятнее, чем я могла предположить.

— Уж и приятно, — фыркнул Лейф.

— Ты, наверное, уже попадала в плен, леди Эльфвина, — глухо произнес Торбранд, — раз ведешь себя так спокойно.