Но вскоре мое внимание привлекли мягкие шаги, послышавшиеся на лестнице. Я тотчас же узнал, что это Эшер. Через мгновение он тихо постучался в мою дверь и вошел с лампой в руке. Лицо его, как всегда, было мертвенно-бледным – но, кроме того, в глазах было выражение бешеной веселости – все его черты носили явную печать сдержанного истерического возбуждения. Вид Эшера ужаснул меня – но, что бы ни случилось, все, все было предпочтительнее одиночества, которое я так долго выносил, и, когда он вошел, я почувствовал некоторое облегчение.
«Ты не видел? – резко проговорил Эшер, после того как несколько мгновений молча и пристально смотрел вокруг себя. – Ты не видел? Постой! Сейчас!» Прикрыв рукой лампу, он бросился к одному из окон и распахнул его настежь – в бурю и тьму.
Вихрь, с бешенством ворвавшийся в комнату, чуть не приподнял нас над полом. Бурная, мрачно-прекрасная ночь была поистине безумной и необычайной в своем ужасе и красоте. Несомненно, смерч собирал силы где-то неподалеку от нас – ветер часто и резко менял направление, и поразительно густые тучи висели так низко, что, казалось, давили своей тяжестью на башенки дома. Мы видели, как тучи со всех сторон мчатся с яростной быстротой к дому Эшеров.
Я говорю, что мы хорошо это видели; между тем не было даже проблеска звезд или луны – и ни одной вспышки молнии. Огромные массы пришедших в возмущение водяных паров, выраставших исполинскими клубами, и все, что окружало нас на земле, сияло неестественным светом газовых испарений, которые окутывали дом, словно слабо мерцавший и отчетливо различимый саван.
«Ты не должен смотреть на это – не смотри, не смотри! – вскричал я, весь дрожа, осторожно отвел друга от окна и усадил в кресло. – Почему ты так взволнован? Ведь это всего лишь электрический феномен, не представляющий собой ничего особенного; а может быть, это мрачное зрелище вызвано испарениями. Давай закроем окно. Холодный воздух вреден для тебя. Вот одна из твоих любимых книг. Я буду читать, а ты слушай, и мы вместе проведем эту ужасную ночь».
Ветхий том, который я взял, назывался «Безумная печаль» и принадлежал перу сэра Ланселота Каннинга. Но, сказав, что это любимая книга моего друга, я, конечно, пошутил, хоть и не слишком удачно. В наивной и неуклюжей болтливости этого произведения было очень мало привлекательного для высокого, идеального ума Эшера. Это была, однако, единственная книга, которая оказалась у меня под рукой, и я лелеял смутную надежду на то, что возбуждение, которое испытывал ипохондрик, уляжется именно благодаря безумным фантазиям, изложенным в этом произведении. Судя по напряженному вниманию, с которым больной слушал мое чтение (или притворялся, что слушал), я мог поздравить себя с успехом.
Я дошел до известной сцены, где герой романа, Этельред, после тщетных попыток мирно войти в жилище отшельника решается проникнуть туда силой. Читатель, наверное, помнит, что это описывается так:
«И Этельред, обладавший от природы мужественным сердцем и весьма сильный из-за выпитого вина, не стал больше ждать и вести переговоры с отшельником, судя по всему, коварным и упорным, но, чувствуя на плечах капли дождя и думая, как бы не разыгралась буря, взмахнул своей палицей, двумя-тремя ударами пробил отверстие в двери и просунул туда руку, одетую в железную перчатку. Он изо всей силы дернул дверь на себя, и она треснула, и расщепилась, и разлетелась на куски, и по лесу прокатилось глухое эхо».
Дочитав этот отрывок, я сделал небольшую паузу и вздрогнул: мне показалось (хотя я тотчас же заключил, что это обман моего расстроенного воображения) – мне показалось, что из самой отдаленной части дома донесся неясный звук, как бы приглушенное эхо треска и грохота, которые так подробно описал сэр Ланселот. Внимание мое, несомненно, было привлечено именно этим совпадением; среди треска оконниц и обычного смутного шума все возраставшей бури в этом звуке, конечно, не было ничего, что могло бы заинтересовать меня или смутить.
Я продолжил чтение:
«Но, войдя, славный рыцарь Этельред был разгневан и изумлен, увидев, что коварного отшельника нет и в помине, а вместо него – дракон, покрытый чешуей, вида чудовищного, с огненным языком, сторожит золотой дворец с серебряной дверью. На стене висел щит из блестящей меди, а на нем была круговая надпись:
Кто дверь разбил, победителем был;
Кто дракона убьет, тот щит себе возьмет.
Взмахнул Этельред своей палицей и ударил дракона по голове, и тот упал перед ним и испустил свой смрадный дух с таким страшным и пронзительным криком, что Этельред вынужден был закрыть уши руками, чтобы защититься от страшного шума, подобного которому он никогда прежде не слыхал».