Здесь я опять остановился, на этот раз испытывая глубокое изумление – ибо теперь у меня не было ни малейшего сомнения в том, что я действительно слышал некий звук (откуда он доносился, я не мог определить), звук приглушенный и, очевидно, далекий, но резкий, протяжный и невероятно пронзительный – точно такой же, как тот неестественный крик, с которым умер легендарный дракон и который был уже воссоздан моим воображением.
Это было уже второе, совершенно необъяснимое совпадение. Я был смущен противоречивыми ощущениями, среди которых преобладали удивление и ужас, но все же еще настолько владел собой, что не сделал ни одного замечания, боясь возбудить чуткую нервозность своего товарища. Я вовсе не думал, что и он слышал странные звуки, хотя за последние минуты его поведение заметно изменилось. Прежде Эшер сидел напротив меня, потом, постепенно поворачиваясь в кресле, обратился лицом к двери. Теперь я мог рассмотреть лишь его профиль, но заметил, что губы Родрига дрожали, точно он что-то беззвучно шептал. Голова его свесилась на грудь, но мне было видно, что он не спал: глаза его были широко открыты и пристально смотрели перед собой. Кроме того, движение его тела исключало мысль о сне – Эшер раскачивался из стороны в сторону, чуть заметно, но неустанно и однообразно. Быстро подметив все это, я продолжил читать повествование сэра Ланселота.
«И тут мужественный рыцарь, избегнув ярости чудовища и вспомнив о медном щите и о разрушенных чарах, отодвинул с дороги мертвого дракона и смело направился к стене, на которой висел щит. Не успел Этельред подойти к нему, как щит сам упал к его ногам на серебряный пол со страшным дребезжанием и тяжелым грохотом».
Едва эти слова замерли в воздухе, как вдруг – точно медный щит действительно упал в этот момент на серебряный пол – я отчетливо услышал удар и гулкий, дребезжащий, но, очевидно, приглушенный звон металла.
Я вскочил. Эшер же как ни в чем не бывало продолжал мерно покачиваться. Я бросился к креслу, на котором он сидел. Глаза Родрига смотрели в одну точку, черты застыли в каменном спокойствии. Но лишь только я положил руку ему на плечо, как по всему телу Эшера пробежала судорожная дрожь; жалкая улыбка затрепетала на его губах, и я услышал быстрый невнятный шепот. Глотая слоги, мой друг говорил тихо-тихо и как бы не осознавая моего присутствия. Наклонившись над ним, к самому его лицу, я наконец уловил чудовищный смысл его слов: «Не слышишь? А я слышу и
Эшер вскочил и закричал так отчаянно, словно с этим воплем сама жизнь покидала его: «Сумасшедший! Я говорю тебе, что она стоит за дверью!»
И как будто сверхчеловеческая энергия его слов обрела волшебную силу, тотчас же ветхая дверь, на которую указывал Эшер, медленно раздвинула свои тяжелые черные челюсти. За ней была высокая, окутанная саваном фигура леди Мадэлин Эшер. На ее белом одеянии виднелись кровавые пятна, на изможденном теле – следы тяжелой борьбы. Несколько мгновений она постояла на пороге, дрожа и шатаясь, потом с глухим и жалобным криком рухнула на брата и в судорожной – и на этот раз настоящей – смертельной агонии увлекла его наземь, увлекла труп, жертву страха, который он предчувствовал.
Я в ужасе бежал из этой комнаты и из этого дома. Буря все еще свирепствовала. Я промчался по старой дорожке, ведущей к воротам. Вдруг блеснул странный свет, и я обернулся, чтобы посмотреть, откуда может исходить такое необыкновенное сияние. За мной не было ничего, кроме обширного дома, утопавшего во мраке. Свет исходил от кроваво-красной полной луны, которая, опускаясь к горизонту, ярко блистала теперь через расщелину, прежде едва заметную, проходившую, как я уже говорил, в виде зигзага от крыши дома до его основания. Расщелина быстро расширялась. Смерч поднялся с новой силой, и лунный диск целиком предстал моим глазам. Голова у меня закружилась; я увидел, что мощные стены рушатся. Раздался грохот, и темные воды глубокого пруда угрюмо и безмолвно сомкнулись над обломками дома Эшеров.
Колодец и маятник